Растроганно шмыгая носом, он смотрел на припаркованные автомобили, на фонари и водосточные трубы.
Какой чудесный пейзаж! И какой вкусный, истинно майский воздух!
Судя по мягкому солнечному свету, по тишине, стояло очень раннее утро. Город еще спал.
Жмурясь, Ластик выбрался из дыры (теперь было видно, что это самый обыкновенный водопроводный колодец) и запрыгал на одной ножке: во-первых, от радости, а во-вторых, чтобы согреться.
Какое счастье оказаться в современности после тринадцати месяцев, проведенных в семнадцатом столетии!
Как чисто вокруг, как красиво!
Интересно, что это за год?
Судя по машинам, по рекламе «Пепси» на крыше, не слишком отдаленный. Может быть, даже он самый. Если на дворе двадцатое мая, это значит все летние каникулы еще впереди. Здорово! Даже если попал на несколько лет раньше или позже, тоже не трагедия.
Солнце светило ярко, погода была чудесная, и Ластик довольно скоро согрелся, тем более что шел очень быстрым шагом, по временам даже скакал вприпрыжку.
Впереди показалась знакомая улица – Лубянка. Он повернул направо, в сторону дома.
Чудно?, что мимо до сих пор не проехало ни одного автомобиля. Улица-то большая, тут и ночью машины ездят, тем более утром.
Что-то в этом было странное. Даже тревожное.
Ни звука, ни шороха, и как-то очень уж чисто, прямо-таки чересчур.
Но светофор работает. И – слава богу! – перед ним замерли три машины, ждут зеленый свет.
Ластик вздохнул с облегчением и выругал себя за излишнюю впечатлительность. Конечно, по сравнению с 1605 годом даже весьма относительная московская чистота может показаться невероятной.
Светофор мигнул желтым, переключился на зеленый. Но машины не тронулись с места.
Ластик вгляделся с тротуара и не поверил своим глазам: внутри автомобилей никого не было.
Ему снова сделалось не по себе. Он побежал дальше и вскоре уже был на широкой Лубянской площади.
Да что же это?
Машины стояли и на самой площади, и на проспекте. Но не двигались. И были пусты, все до единой.
Он подбежал к одной, другой. Заглянул – никого.
А еще вокруг не было ни голубей, ни воробьев. На тротуаре чернели деревья, но совсем голые, без единого листочка. Это двадцатого-то мая?
Напротив высился параллелепипед (тьфу, проклятая геометрия!) Политехнического музея. Если побежать в том направлении, через десять минут будешь дома. Но вдруг там тоже…
Ластик представил себе пустой двор, пустой подъезд. Откроешь дверь квартиры – а там тоже пусто!
И струсил, не побежал к Солянке. Решил, что лучше сходить к Кремлю. Уж там-то наверняка кто-нибудь да будет, все-таки главная площадь страны.
Он шел по Никольской улице, вертел головой.
Эти места Ластик знал очень хорошо. Тут почти ничего не изменилось, только кое-где появились другие вывески на магазинах.
Например, вот этого маленького супермаркета с объявлением над дверью «Мы открыты 24 часа в сутки» здесь не было.
Ластик осторожно потянул дверь – она распахнулась. В самом деле открыто?
Но внутри никого не было. Ни души.
Проходя мимо полок с товарами, Ластик вдруг увидел пакеты с соком, и так захотелось апельсинового – после малинового взвара да кислого кваса.
Схватил коробку – в ней пусто. Взял другую, с ананасовым соком, – то же самое.
Тогда, охваченный ужасом, попятился к выходу.
До ГУМа несся со всех ног. Неужто и там никого? Так не бывает!
Но и ГУМ оказался вымершим. Ластик шел по центральной линии, сквозь стеклянный купол безмятежно голубело небо.
У отдела компьютерных игр, где они с папой, бывало, проводили по нескольку часов, Ластик на секунду остановился. Всхлипнул, зашагал дальше.
В самом центре универмага, возле равнодушно журчащего фонтана, ему померещился какой-то звук, похожий на слабое жужжание.
Ластик замер, прислушался.
Правда жужжит! Со стороны Красной площади. Ага, там кто-то есть! Он так и знал!
