Там, в кухне, за накрытым столом сидели еще двое. Астра и незнакомый ей мужчина лет сорока. Марина пригласила Астру присмотреться к нему и сказать свое слово. Мужчина понимал это, был прост, внимателен к дамам, рассказывал забавные приличные истории о кинематографе, где занимал немалый пост даже сейчас, когда общие трудности сильно ударили по всем студиям.
— Я не обещаю быстрого роста, но наше кино станет еще краше прежнего, не потеряв русской сердечности и талантов. Не скоро, но так будет.
Жил он один в собственной квартире, держал красавца-боксера, и, почему бы и нет? присватывался к Марине, с которой познакомился у друзей.
— Вот так-то, — задумчиво проговорила хозяйка, одетая в темно-розовое шелковое платье. — А что поделывают наши артисты в известном возрасте? Чем живут? Особенно женщины?
Он вздохнул.
— Их следует только пожалеть. Время уходит, лица забываются, что особенно… — он спохватился и закончил с улыбкой. — Для них существует театр, и многие даже процветают.
На другой день Астра высказалась перед подругой.
— Мариночка, я не умею и не имею права просматривать других людей. Но я не думаю, что это Он, твой избранник.
— Не избранник, а вариант, — жестковато сказала Марина, не скрывая разочарования.
— Для тебя это не было серьезно, признайся, — голос у Астры был мягкий, почти родной. — Тасе нужен не такой папа, разве не видно?
— Я устала, золотце. Ус-та-ла.
Они обнялись, сердечные подруги, матери, женщины, идущие сквозь испытания жизни.
По дороге в библиотеку Астра посидела в редакции, взяла для себя и друзей несколько экземпляров газетки, где появился ее рассказ о детях (автор Астра Романцева), и побежала к метро пешком.
В общем, она уже знала, что В-нс живет где-то поблизости, и
В толчее троллейбуса среди людей она согрелась, отошла душой, и весь день в библиотеке была тиха и сосредоточена. Душа болела. Что происходит?
«И пусть не говорят мне о его общительности и веселости, он необходимо бывает таким, что… в общем, я видела. И как не убеждай себя, но явления высшего порядка на обыденном уровне внушают страх, а не доверие. Даже проверки и убедительные успехи помогают мало, все остаются на своих местах: он в своем горнем, и я, мы в своем дольнем!»
После ветреных буранных дней в Москве вновь установилась морозная зимняя погода, нечастая в наши изменчивые времена. Что делать! Русская зима все более походит на европейскую с ее бесснежием и дождливыми оттепелями.
Словно молодожены, они стояли, обнявшись, перед панорамным стеклом лоджии. Откинув голову на грудь мужу, в кольце его рук, Астра улыбалась тихой минуте. Их чувство словно переливалось из души в душу. При солнце, словно грибной дождь, падали редкие снежинки. Были рождественские каникулы и «старики», Васин с супругой, забрали Прошу на несколько дней в мудреный зимний лесной «замок», какой выстроила для себя Корпорация, с бассейном, катком, кинозалом и другими развлечениями. Туда же, в отдельный номер, пригласили и сватью, мать Астры, не оставлять же в одиночестве совсем не старую женщину!
Астра не сомневалась, что это было следствием ее работы. Чуть-чуть изменился мир вокруг, стали иными отношения матерью. Недавно она вновь была у той в больнице и впервые не ощутила долга и жалости, но лишь отстраненное мягкое внимание. Даже до Юрия в его далёке это как-то прояснилось, он стал ей писать, и в письмах этих зазвучала теплая родственность, рассказы о морских приключениях, крепкой мужской работе. Она читала их Проше, и тот замирал, широко открыв глаза. Какой необыкновенный у него дядя Юра! Настоящий путешественник! Да, Юрий оказался умницей, даже поэтом, им могло быть так хорошо в детстве! Ну, а сейчас приходилось переступать, напрягаться, холодновато отвечать, через скрип и скрежет, в их семействе она привыкла только защищаться. Обиды детства жгут огнем, работай не работай.
Со второго этажа открывался широкий вид на заснеженные деревья и детский городок. Синей лыжней по длинному овалу опоясывалась белая чаша сквера, и по ней безмолвно скользили ярко-цветные лыжники, их алюминиевые лыжные палки вспыхивали мгновенными молниями. От прежних лесных времен осталась лишь одинокая, сильно наклоненная липа, растущая на пригорке, своим бедственным положением напоминая Пизанскую башню, приспособленную мальчишками для смелых восхождений и прыжков в сугробы.
— Снежная зима, — с удовольствием сказал Кир, ловя губами завитки на ее шее. — Увидишь, какой будет потоп. И наверняка снесет эту старую липу, под ней и так преогромная промоина.
Астра переступила с ноги на ногу.
— Жалко будет, — тихо сказала она, — ей и так непросто, корнями держится.
Муж улыбнулся и крепче привлек ее к себе.
— Ваш чел разрешает вам кататься на лыжах? — спросил он.
Астра опустила глаза и не сделала никакого движения.
— Понял, — кивнул он.
— Мне было бы приятно, — с тихим укором проговорила она, — если бы ты изменил тон, говоря об этом человеке.
— Извини, — муж поцеловал ее в щеку. — Извини, но… у меня ощущение, что мы отдаляемся, Астра. Эти занятия… я не хочу потерять жену. Не обижайся, но я намерен подъехать и поговорить с твоим духовником.
— Он не духовник. И говорить с ним не о чем.
— Но ты изменилась, Астра. Молчишь, напрягаешься, закусываешь губы, когда никто не видит. Я-то вижу. Тебе нужна помощь?
— Я справлюсь.
— Я встревожен, Астра. У нас ребенок.
— Все будет хорошо, Кир. Дай мне время. Это нелегко.
— Вижу и не понимаю.
— Обещай мне, Кир, ничего не предпринимать.
— Хорошо, я хотел как лучше. Кстати, отцу пришло письмо из Швеции. Окаста жалуется на жизнь, просит прислать новых книг и толстых журналов. Тошно ему, слишком благополучно. Ты можешь это понять?
— Вполне. Окасту в особенности.
Они замолчали. Снег по-прежнему висел в воздухе легким прозрачным занавесом.
— Ой, — произнесла она, глядя вниз, под самые окна, где росли серые кусты смородины и черемухи, несколько лет назад посаженные самими новоселами; нижние этажи бросали туда крошки хлеба для суетливых пернатых обитателей — синиц, воробьев, голубей. Сейчас там, в крикливой суматохе, разгорелась воробьиная ссора, схватка дерзкого гладкого воробья и взъерошенного, обороняющегося его противника.
— Ух, ты какой драчун! — проговорила Астра, словно бы воробей мог ее услышать.
— Это не драка, — улыбнулся Кир, — это любовь. Та растрепа — воробьиха, а он ее ухажер… — и засмеялся.
Астра улыбнулась.
Взъерошенной воробьихе никак не удавалось увернуться от пылкого поклонника, от хищной стремительности, с которой он то вскакивал ей на спину, то мгновенно взлетал и, кидаясь вновь, прижимал ее, растерзанную, к талому снегу.
