— Бедняжка, — вздохнула Астра, — достается ей.
— Мужчина… — самодовольно провел языком по рыжеватым усам ее супруг.
Она качнула головой, на лице ее изобразилась боль, как бывает у добрых женщин при виде чужого страдания. Заметив это, он отстранился.
— Какое сочувствие… Можно подумать, что и тебе, что и ты…
Легко обернувшись, она коснулась языком его губ. Но он не потеплел.
— Я серьезно, Астра. Может быть, я слишком… и ты… тебе не нужно?
— Ничего не слишком. Всегда тебя жду.
— Ведь мы молодые! И ты все хорошеешь, Аструня-душа! — воспрял он и вновь обнял свою жену.
В этот момент воробьихе чудом удалось ускользнуть от своего возлюбленного. Она уцепилась за нижнюю ветку, насилу удерживая падающие крылья, хвост ее расщепился, словно разрозненный веер. Вокруг по веткам, по кустам суетливо запрыгала вся стая. Но назойливый ухажер снова настиг ее, с налету сшиб на снег и вновь принялся пикировать и долбить. Крича разинутым клювом, волоча трепещущие крылья, она побежала по снегу, но тут же кубарем скатилась в глубокую ямку и забилась под камнем упавшим туда воробьем.
— Дорогая, — зашептал Кир, увлекая жену вглубь комнаты, — единственная…
Воскресный день угасал. На западе засветился слоистый закат. Тени пролегли по скверу, он стал рябым и волнистым, и только тень от старой липы стала короче. Никто не резвился, не катался с пригорка, всеобщая истома выходного дня охватили людей и животных. Среди бела дня опустели улицы, затихло в квартирах, не видно, не слышно стало даже собак. Час, полчаса и затишье сменится вечерним оживлением.
Астра вновь смотрела в окно.
Тишайшая прозрачность стояла в душе. Среди тревог последних недель такие состояния приходили, словно островки для передышки. Из них, из глубины сокровений, все было событием: изгиб серой ветки, пролет птицы. Вот куда надо отступать — в себя, туда, где обитает она сама. При тихом снеге, в душевной тишине. Пора, пора приниматься за большую работу, именно большую. Согласившись на малое, малое и имеешь. Пора отдавать. Сейчас, когда открылось новое.
Ей нравился вид с балкона. Конечно, с десятого было бы еще краше, но велосипе-ед! — она улыбнулась. Нет, второй этаж лучше. Деревья и птицы заглядывают в окно, близка земная жизнь с детишками, пешеходами, и, к сожалению, машинами. Она обвела взглядом белый сквер, окруженный редким хороводом жилых домов-башен. Окна их то светились вечерними огоньками, то отражали небо, то, как сейчас, горели ранним закатом. Лыжня была тоже безлюдна, лишь один-единственный лыжник в красном свитере мерно бежал круг за кругом, и по измороси на его спине, по усердию, с каким он, хлопая задниками, проносился под окнами, было видно, что само катание ему давно не в радость, а в урок, в принуждение, для каких-то своих прозаических целей.
«Как там наши любовники?» — вспомнила она, переводя взгляд на кусты под окнами.
Там тоже было пусто. На испещренном снегу валялись хлебные корки, но уже никого не привлекали, будто бы тихий час распространялся и на птиц тоже. Из ямки же что-то темнелось, узкое, пряменькое, будто щепка. Палочка или ветка, подумалось Астре, отчего-то встревоженной в ожидании: не шевельнется ли? Нет, неподвижно. Нет, нет.
И тогда скорым шагом она устремилась в переднюю, поспешно дернула молнии сапожек.
— Ты далеко? — окликнул муж.
— Сейчас приду, — невнятно обронила она.
— Да куда же?
— Приду, приду, — и, волнуясь, закрыла дверь.
Уже смеркалось. В синем воздухе стоял снежный аромат, острый зимний холодок. Пробежав по расчищенной дорожке, она обогнула дом, встала напротив своих окон, но за сугробами и кустами, как не старалась, не увидела ничего. И тогда, поминутно проваливаясь в высокий набросанный снег, стала пробираться по отвалу, накопившемуся за тротуаром.
Шагнула раз, другой и остановилась.
В ямке, разбросав перья, с подвернутой головой лежал мертвый воробей. Перья его были влажны, вокруг клюва стыла красная пена, полузакрытые глаза отсвечивали голубизной. Ямка, след человека, была тесна для мертвого, он торчал из нее одним крылом, длинным узким пером.
Астра присела.
«Так это было убийство, — она коснулась лица, — убийство, а мы-то, боже мой…»
Взмыленный лыжник промчался за ее спиной.
Тело птицы было приятно-мягким, тепловатым, оно безвольно ссыпалось с ладони. Астра вернулась к подъезду. Положила воробья на снег, постояла и тихо скрылась за дверью.
«За что постигла смерть эту птаху? Какой закон нарушила она? Или он, ее погубитель? Или мир неизъясним, неисследим, и то, что мы понимаем, и то, что пытается развернуть перед нами В-нс — лишь тонкие водяные круги на поверхности омута?»
— Внимание, слушайте все! — захлопала в ладоши староста. — В ближайший вторник идем на лекцию изобретателя Коровякова в кинотеатр «Прага». Есть запрос на всю группу. Без опозданий.
— Мы одни?
— В-нс будет тоже.
Занятия на этот раз закончились не поздно, и можно было не опасаться остановленных эскалаторов на пересадках. Они шли вместе с Тиной. Та была грустна.
— Мне уже не выбраться, Асенька. У меня что ни день, то бой, но чем ни больше работаю, тем дальше увязаю.
— А что он говорит?
— Это и говорит. «Если бой — вы уже проиграли». У меня внутри страх и гнев. Они трясут меня постоянно.
— Почему гнев, на кого?
— Ни на кого. Вообще. В-нс говорит, что все мы — представители разных цивилизаций. Кто — земной, белой, кто другой, ближней или дальней. Я же — одной из самый ядреных паразитических цивилизаций во всей Вселенной. А они не жалеют своих носителей.
— Тебе бы поговорить с доктором, принять успокоительного. Посети невролога, хуже не будет.
— А он кто, разве не доктор? Магистр Высшей Вселенской Природы! К кому идти от него?
— К любому, если ты на срыве. Надо отойти от края. Медицина даёт шанс, передышку, потом разберешься. Худая стала, востроносая. Побереги себя. Нельзя заниматься каждую неделю, надо и опомниться, прийти в себя. Разве можно равняться с ним силою!
— Я боюсь.
— Чего?
— Боюсь, что он не одобрит обращения к медицине, увидит в этом измену, недоверие лично к нему. Ведь даже в книге его написано, что путем внутренних разборов многие его ученики излечили себя даже от рака.
— Тебе известны такие случаи?
— Ни одного. Даже напротив… — она замялась.
— Вот, лишний довод. Тина, милая, помоги себе. Жизнь дороже идеи. Кто мы такие, чтобы отвергать медицину? Там работают профессора поумнее нас с тобой. Лечат, ставят на ноги, продляют жизнь. Помогут и тебе.
— Нет, Астра. Спасибо за участие. Авось как-нибудь. Сама-то как?
— Ничего. Работаю.
— Получается?
— Кое-что, — Астра удержалась от откровенности.
… В фойе кинотеатра под стеклянными ограждениями были расставлены приборы изобретателя
