до страха.
— А где происходят эти… выставки?
— За рубежом. В мае будут в Арабских эмиратах, в Дубаи, потом в Ла Бурже под Парижем, а в конце лета, как обычно, у нас в Жуковском. Бывала на МАКСе? — после «секретарши» он перешел на
— Никогда. Что это?
— Международный авиа-космический салон. Я тебя привезу, увидишь, как мы летаем. Там летное поле, как море, а вокруг леса, леса, леса. Мы там с ребятами шашлыками увлекаемся, угостишься. — Он полуобнял ее за плечи и заглянул в лицо.
Она молчала.
Свежий апрельский вечер приятно дул в лицо. На светлом, уже вечернем небе четко вырисовывались крыши домов. Горели фонари. Прохожих на тротуаре было мало, их почти не обгоняли. Улица свернула к центру. Открылся вид на Кремль, на жаркие рубиновые звезды, спорящие с ясной свежей зарей.
Они вышли к Манежу.
Сколько споров было накануне строительства Манежного городка! Кощунством казалось и само вторжение в исторические пределы московского центра, под седые стены Кремля, в археологические глубины первых посадских селений, и само строительство заглубленного многоэтажного торгового сооружения, прикрытого нарядными дорожками для приятных пеших прогулок. Сколько сломано копий! С каким ехидством ждали посвященные в эти распри открытия нового центра! И что же? С первого же дня московский молодой народ спокойно присвоил подарок, принял как должное его затейливость, чистоту и заботу, и зарубил себе на носу, что в самом центре столицы появилось по-человечески доброе место, где история и современность заключили союз ради него, обычного москвича.
Молодые люди перешли поверху у светофора, вступили в сказочный городок Манежной площади. Фонтаны еще не били, но хвойные кусты уже зеленели, свободные от зимних мешковин и рогожек. По игривым полувосточным переходам, лестницам и балконам, по фонарикам, вмурованным в ступеньки, они стали ходить, говорить, взявшись за руки.
Сделав усилие, Лада тоже перешла на
— То, что ты делаешь, не опасно? — ей хотелось слышать его, а ему всегда было что рассказать о своей необыкновенной жизни. Он был так красив, оживлен, он занимался самым удивительным делом на земле, и он был настоящим ассом, тот, кто шел сейчас рядом с нею!
— Всякое бывает. Летчик-испытатель знает, на что идет. Сейчас мы доводим до ума новую машину, единственную и лучшую в мире. Ее пока никто не видел, даже в Дубаи я полечу на другой, предыдущей серии. Ты знаешь, что такое технический шпионаж? Ты себе не представляешь! Глаз да глаз. Поэтому лишь в Ла Бурже я подыму в воздух свою ласточку. Такого истребителя не будет еще лет двадцать, и я счастлив начинать с нуля… — он приостановился. — Тебе не скучно? Прерви меня, когда надоест, я больше ни о чем не умею говорить.
Они подошли к метро Охотный ряд. Лада смущенно посмотрела ему в лицо.
— Мне пора. Но в метро я поеду одна.
Он кивнул.
— Как тебе звонить? Это служебный? Я нечасто бываю в Москве, занят под завязку, но… что-нибудь придумаем. До свидания, — он прикоснулся губами к ее лицу и не сразу отпустил руку. — Ты потрясающе привлекательная девчонка. Пока.
Легкая от счастья, переживая этот поцелуй, она ехала к себе на Преображенскую площадь. Ах, какой он, Игорь! «Ты потрясающе привлекательная девчонка…» — за такие слова ничего не жалко. «Подыму в воздух свою ласточку…» Неужели пришло счастье?… И все-таки напоследок она струсила, побоялась ехать с ним, таким необыкновенным, в вагонной суете подземки. И вдруг бы он захотел проводить ее? Как прощаться? Возле дома, или в подъезде, или пригласить домой?
Телефон зазвонил в одиннадцать часов. Трубку подняла Шурочка.
— Ладу? Она на переговорах, — заученно ответила она, — оставьте свой телефон и название фирмы.
— Это не фирма. Это истребитель, — ответил веселый молодой голос, серебристый, словно военная труба.
— Очень приятно, господин Истребитель, — вступила в игру Шурочка. — И кого же вы истребляете? Не нас ли, бедных женщин?
— Никогда! — воскликнул Игорь. — Мы женщин на крыльях носим. Когда подойдет Лада?
— К обеду. Дотерпите?
— Придется. А вы кто?
— А я… лучшая подруга. Давно вы познакомились?
— Можно сказать, вчера.
— Наконец-то.
— Не понял?
— Очень рада, что Лада, наконец-то, познакомилась с мужчиной.
— Она такая скромная?
— Она… тихий омут.
— А вы?
— При чем тут я? Вы же не мне звоните.
— У вас много знакомых мужчин?
— Может быть.
— А как вас зовут?
В эту минуту в комнату вошла Лада.
— Вот и она, — сменила голос Шурочка. — Тебя.
Лада подошла к столу.
— Алло!
— Привет!
— Ой, здравствуй! — ее голос сел от робости.
— Ну почему «ой»? — недовольно заметил он. — Встретимся?
— Когда?
— Сегодня, в пять. Ты свободна?
— Да. Где?
— У «ноги».
— Где, где?
— У памятника Маяковскому.
— А, — она улыбнулась. — Хорошо. Буду ждать.
«Буду ждать…»- насмешливо фыркнула про себя Шурочка.
В половине пятого Лада сбежала по лестнице в переулок, и помчалась к метро. «Скорее, скорее. Сейчас увижу его. О, неужели? Сейчас? Скорее, поезд, скорее…»
Игорь стоял у парапета посреди Триумфальной площади, красивый, как бог, в джинсах, светлой куртке, с сумкой через плечо, уже загорелый, мужественный, с усами. Неужели он ждет ее? Как можно быть такой счастливой?
Ступая как по облакам, она пересекла площадь, едва удерживаясь от бега. Он обнял ее, покружил над землей, хотел поцеловать. Она уклонилась.
— От тебя парным молоком пахнет, — засмеялся Игорь. — Как дела? Куда пойдем?
— Куда-нибудь.
— По Тверской?
— Давай.
Они перебежали через площадь к серым колоннами Филармонии, свернули левей, пошли вдоль витрин. В спину светили косые лучи солнца, задувал ветер, юбка ее вздувалась куполом, приходилось гасить ее руками.
