изгибается, как у змеи, пока снова не замирает в напряженном ожидании. К ней кубарем катится Гобрий.
Воины взвыли от восторга. Все сорвались с мест. Звон, грохот, крики. Многие опрокинули котлы, бьют палицами в их гулкие днища. Никогда еще степь не слыхала такого ликования.
…Ни одна девушка не осмеливается больше выйти на ковер. Всем ясно, кому достанется главный приз состязания — золотой пояс, отделанный рубинами.
Как ни был оглушен взрывом восторга Дион, он все же сумел разобрать слова Навака:
— Это твоя будущая воспитанница, Дион, — дочь повелительницы!
Эллин был поражен. Двенадцатилетняя Зарина! Совсем еще девочка! Он представлял ее совсем не такой. Определенно в степи женщина созревает быстрее, чем в душных городах Эллады.
Последний луч солнца гаснет за стенами крепости, куда уже возвратился народ. Становится совсем темно. Только белеют на берегу под луной черепа жертвенных лошадей да ночной ветер играет язычками пламени догорающих костров. Их отблески освещают неуклюжую фигуру Гобрия, одиноко застывшую на берегу Ахардея. Длинная уродливая тень мечется за его спиной по зарослям камыша, словно степной дух, отплясывающий фантастический танец ночи. Сам Гобрий кажется наполовину вросшим в землю. Взвихриваемое ветром пламя тускло отражается в глазах урода.
Почему не ушел он вместе со всеми в крепость? Что смутило его дремучую душу?
Еще днем властное, не испытанное ранее чувство неудержимо повлекло вдруг Гобрия к танцующей Зарине. Опомнился он у самого края ковра, убежал в степь и только в сумерках вернулся сюда.
Гобрий подбросил в костер сучьев, чтобы воспрянувшее пламя еще больше походило на Зарину, но, не дав огню взметнуться кверху, вдруг расшвырял головешки и, как безумный, принялся топтать землю, где только что горел костер. Потом упал, и глухой стон огласил степь…
Совет вождей
Большой Совет племени — событие особой важности: сама царица Томирия собирает его в первый раз. Знать, большие дела замышляет царица, если хочет побеспокоить и славнейших и мудрейших. Она приказала разбить посреди нихаса шатер, способный вместить всех самых доблестных мужей. А родов в племени сираков насчитывается сто пятьдесят два. Да еще старейшины и приглашенные. Пока шатер будет установлен, гонцы успеют собрать вождей.
Гобрий предупредил Диона, что он приглашается на Большой Совет.
Через неделю шатер был готов. Теперь это самое высокое сооружение в степной крепости — его малиновый купол виден издалека.
Вечером Дион вошел в него. Внутри было сумрачно и прохладно. Ветер, упираясь в скат шатра, глухо гудел над головой.
У алтаря находилось возвышение для старейшин, по другую сторону — ложе для царицы. Весь пол устлан огромными кусками войлочной кошмы — на ней будут сидеть вожди.
Дион взошел на помост для старейшин и опустился на ковер. В памяти всплыл сегодняшний разговор с царицей. Она начинала большую игру, в которой не последней фигурой должен был стать Дион.
Томирия послала гонцов к роксоланам, аланам, южным меотам с предложением заключить военный союз под главенством сильнейшего из народов. Сегодня вернулся последний — муж Томирии Ктес. Старый воин ездил к аланам. Гонцы рассказали на совещании о результатах своих поездок.
Вождь меотов Радамсид сразу откликнулся на призыв и готов заключить с сираками прочный союз. Роксоланы презрительно промолчали. Аланы ответили сдержанно, что согласны объединить усилия в случае большой военной опасности. Союз не состоялся, а нужда в нем была неотложная.
К их восточным границам вплотную придвинулись белые хунну, — рассказывал Ктес. — Эти племена не знают иного жилья, кроме кибиток, и иной пищи, кроме диких трав и сырого мяса. Они подвижный и неукротимый народ. Вид их чудовищно страшен. Они кочуют по горам и лесам, они летают туда и сюда на своих неказистых, но быстрых конях, сея ужас. Худо будет, если они двинутся в поход.
— А с севера нависли многочисленные племена готов, которые одинаково опасны для Скифии, Сарматии и даже для эллинских городов-крепостей, — добавила к сказанному Ктесом царица. — Моя давняя забота — постоянное войско, — продолжала она. — В случае войны сигнальными огнями на курганах можно быстро собрать родовые дружины. Но такое войско сразу исчезает, как дым, стоит отразить нападение или поделить добычу, А ведь разные племена могут договориться и выступить вместе. Такое уже было во времена седой древности, когда персидский царь Дарий воевал со скифами. Тогда скифы и сарматы заключили против него военный союз и добились победы. Памятником тому событию служит Камень Согласия.
Дион не знал, о каком камне говорит Томирия, но он прекрасно понимал царицу. Готы и гунны — снежные комья на склоне горы. В любой момент они могут сорваться и ринуться вниз, грозя раздавить все, что попадается им на пути. Чтобы удержать их, нужно постоянное войско, нужно единение всех сарматских племен: аланов, аорсов, язигов, роксоланов, саргатиев, гамаксобиев, периербитов, тагров и других. От постоянного войска к союзу племен, к государству. Таковы в общих чертах далеко идущие планы сиракской повелительницы. Не на простую роль воспитателя царевны приглашала Томирия танаисского стратега — с его помощью хотела она создать постоянное сиракское войско, для этого созывала Большой Совет вождей. Только вот противодействие вождей — не всем нравится усиление власти царицы. Дион помнил разговор Навака и Онесика у ночного костра в степи…
Опять перед Дионом в зримых чертах предстала его идея Великого объединения, исходившая на этот раз от самих варваров. Но в ней не находилось места городу эллинов Танаису. Дион не мог ни на один миг забыть о судьбе своих неблагодарных соотечественников. Сидя сейчас на пустом помосте старейшин, он думал о том, что будет с Танаисом, если степь стронется с места. Тогда его, как песчинку, завертит водоворот событий, засосет, уничтожит. Необходимо сейчас подумать о том, чем он, Дион, сможет помочь родному городу, если на него обрушатся несчастья…
Из задумчивости Диона вывел Гобрий. Томирия вновь призывала эллина к себе.
С самого раннего утра на нихасе было людно. Возле шатра толкались любопытные. Подходили вожди родов с дружинниками. Всюду шныряли дети, норовившие пролезть в шатер и затаиться в каком-нибудь темном углу, но часовые криками прогоняли их. Вожди, рослые, крепкие воины, бросали свое оружие на руки телохранителям и входили в шатер. С ними оставались только мечи.
Когда пришел Дион, шатер был заполнен до отказа. Его встретил сдержанный гул голосов. Разговор тек неторопливо: кто-то в углу жаловался на плохие пастбища, у кого-то пала самая любимая кобылица. Вождей часто окликали не по именам, а по тотемам родов.
— У меня в этом году каждая овца двойню привела, — хвалился один из вождей.
— О, благоденствия тебе, Белый Волк. Видно, боги милостивы к тебе, да не иссякнет их щедрость, — откликался другой.
— Спасибо тебе на добром слове, Быстрый Тарпан. Не всегда боги дарят свои милости.
Световые клинья были подняты с помощью шнуров и, хотя в открывшиеся квадратные отверстия над головами лился теперь яркий дневной свет, лица сидящих скрадывал легкий полумрак. Дион с трудом отыскал свободное место и опустился на кошму.
Вот прошли по узкому проходу, переступая через ноги, двенадцать белобородых старцев с кизиловыми посохами, закутанные с головы до пят в длинные плащи, и поднялись на помост. Это старейшины, которые будут руководить Большим Советом вождей. Им принадлежит право предоставлять слово, принимать решения, выражая свое согласие поднятием посохов, или отвергать их, опуская посохи на колени. Над их головами покачивалось, распростерши крылья, чучело Совы — символ мудрости и беспристрастия. Последней пришла Томирия. Ее сопровождали Гобрий и молодой воин-меот, в котором Дион узнал давнишнего знакомца дандарида, и Большой Совет начался.
Почтенный старец Досимоксарф взмахом посоха разрешил говорить царице, сидевшей на своем ложе.
