конница исчезла за дальними холмами так же внезапно, как и появилась. Среди погибших оказался и Отей, начальник передового отряда и проводник войска. Его обезглавленное тело нашли на вершине кургана. Это последний бой своего любимого тысяцкого видел багатар. Это его голова стала трофеем Атоссы, который открывал ей путь к замужеству.
Теперь Мегилла двигался в глубь вражеской степи с удвоенной осторожностью. Ни усиленные дозоры, ни лазутчики не могли обнаружить сиракское войско, однако на ночных привалах мелкие группы конников тревожили вторгнувшуюся орду, лишая воинов Мегиллы спокойствия, вселяя в них неуверенность и страх. По пути попадались лишь сожженные становища да поспешно брошенные крепостцы с заваленными землей колодцами. Орда отбрасывала впереди себя зловещую тень, от которой бежало все живое.
— Найдите мне проводника! — приказал Мегилла. — Без проводника в этой степи мы не увидим сираков.
Но кругом лежала голая степь. Крепостцы и стойбища были пусты, на горизонте не маячил ни один всадник…
Однажды воины Мегиллы, обыскивая заброшенные загоны для скота, наткнулись на живое существо, спавшее в сене. Потревоженное роксоланами, оно заурчало, перевернулось через голову и вцепилось в рослого воина, с завидной легкостью трижды повернув ему голову. Сбив с ног еще трех воинов, существо вырвалось на волю, но его успели заарканить и, навалившись скопом, связать.
Когда Мегилле донесли о поимке сирака, он обрадовался и приказал привести пленника к себе в шатер. Еще он велел позвать Диона.
Ввели пленника. Одежда на нем была изорвана и клочьями свисала с уродливого тела. Дион вздрогнул — это был Гобрий. Глаза сирака загорелись — он узнал наставника Зарины.
— Вы, кажется, знакомы? — довольно улыбнулся багатар, уловив их быстрые взгляды. — Говорить умеет это чудище? — обратился он к Диону.
— Да, умеет, — ответил тот. Тревога его за сираков как-то улеглась сама собой.
— Ты поведешь нас в Успу? — спросил Гобрия Мегилла.
Пленник молчал.
— А ну, поласкайте его огоньком.
Гобрия вывели из шатра и разложили на земле, растянув руки и ноги привязанными к ним ремнями. Ремни прикрепили к врытым в землю столбам. Несчастный урод не мог даже пошевелиться. Голые по пояс воины подложили ему под ребра факелы. Запахло горелым мясом. Гобрий жалобно мычал, бился и вдруг что-то вытолкнул изо рта. Воины в суеверном страхе отскочили в сторону. Окровавленный сгусток был языком сирака.
Дион отвернулся. Ему до слез было жаль безобидного урода. И чтобы прекратить мучения Гобрия, эллин с дерзкой улыбкой сказал Мегилле:
— Нелегко одержать победу над тем, кто готов умереть за свою землю?
Багатар махнул рукой и повернулся к эллину. Гобрия оставили привязанным к столбам.
— Я буду искать гнездо зеленоволосой!
— Что ж, идущих судьба ведет, упирающихся — тащит.
Сощурив глаза, Мегилла надвигался на Диона.
— Ты будешь нам проводником, эллин! Ты знаешь степь.
— Я всего-навсего шут, повелитель!
— Ты видел, как я поступаю со строптивыми?
— Но и ты видел, как поступают те, кому родина дороже жизни.
— Сарматия тебе не родина! Ты инородец, эллин!
— Сираки усыновили меня.
Мегилла задыхался. Тупая ярость, сродни ярости дикого кабана, душила его.
— Завтра ты умрешь, грязная собака! — прокричал он.
Дион поднял кифару и заиграл веселый гимн в честь Диониса. Бросившиеся по знаку Мегиллы рабы сбили его с ног. Кифара упала на землю. Печально зазвенели лопнувшие струны.
— Двое моих людей будут сидеть возле тебя и до утра рассказывать о казнях, которые я придумал для своих врагов. И если завтра ты не согласишься стать проводником, я выберу для тебя одну из них — самую мучительную.
В старой потрепанной палатке чадно горит светильник. Связанный Дион полулежит на ворохе сухой травы у дальнего от входа края войлочной кошмы. Около него сидят два роксолана. Время от времени они подносят к губам мех, пьют кымыз-кулалу и говорят, говорят безостановочно, взахлеб, перебивая друг друга, будто раскладывают перед покупателем товар, заведомо зная, что у того очень много денег.
— Знаешь ли ты, эллин, что будет, если нагнуть макушки молодых деревьев, привязать к твоим ногам, а потом отпустить? Какие великолепные окорока будут вялиться на солнце! — роксолан выразительно хлопает себя по ляжкам.
— Еще можно положить тебя в колоды, — тут же подхватывает второй, — выдолбленные на твой рост, туго спеленать веревками и оставить на солнце, словно птенца в скорлупе.
— Голод и мухи сделают свое дело лучше любого палача…
— Но какую же казнь изберет завтра наш повелитель для этого мозгляка?
— Могу спорить на что угодно, что это опять будет его излюбленная: С водой, котлом и костром.
— Это когда варят руки и ноги одну за другой?
— Да, четвертуют кипятком…
Усилием воли Дион заставляет себя не слушать палачей. Вся его прошлая жизнь проходит перед ним. Кажется ему, что все это уже было с кем-то другим, а он только видел со стороны, будто во сне, как ломает судьба бедолагу Диона.
Через круглое отверстие в верхнем конусе палатки видны звезды. Скоро рассвет…
Диону вдруг начинает казаться, что он узник, прикованный к стене лицом к ней. За его спиной что-то происходит, кто-то движется, он слышит дивную музыку, ветерок доносит ароматы незнакомых цветов. Перед ним на серой стене мелькают бледные расплывчатые тени, жалкое подобие чего-то прекрасного. Он рвется в цепях, хочет оглянуться, но нельзя повернуть головы…
Все тише голоса его мучителей. Вот уже вместо связной речи доносится сонное невнятное бормотание. Через несколько минут они засыпают крепким сном утомленных людей, честно исполнивших свой долг.
Сон начинает одолевать и эллина…
Внезапно возникший сквозняк гасит светильник. Вздрогнув, Дион приходит в себя. Кто-то за его спиной приподнял кошму и влез в палатку.
У самого уха он слышит горячее дыхание и затем шепот:
— Не пугайся, Дион. Это я — Ассан.
Дион рывком поворачивается к говорящему.
Перед ним маячит во тьме голова в бараньей шапке, какие носят роксоланы.
— Ассан?! Как ты очутился здесь?
— Тихо! Не разбуди этих, — рука Ассана ложится на рукоять кинжала. Но люди Мегиллы спят непробудным сном.
— Разрежь ремни, Ассан!
— Нет, — Дион, утром ты должен дать Мегилле согласие стать проводником. Таково крылатое слово царицы! Ты приведешь орду к Волчьей балке. Там будет сиракское войско!
— Хорошо. Я согласен.
— Скажи, Дион, не появлялся ли у роксоланов Гобрий? Он может пойти на предательство.
— Какая чепуха! Гобрий — настоящий воин. Роксоланы взяли его в плен и предложили стать проводником. Он откусил себе язык, чтобы не быть изменником. Он осужден Мегиллой на смерть и распят на земле у его шатра.
— Если так, я попытаюсь его освободить.
Край кошмы опустился, скрыв баранью шапку с вывернутой наверх шерстью.
Утром рабы Мегиллы нашли в палатке спящими всех троих. Когда разбудили Диона и привели к
