– Вот горе! – вздохнул Фомич. – Ты, тетка, давай назад… Шубу-то сними. Не бойся, не замерзнешь. Так! Давай ее сюда, теперь сама пролазь… Ну, слава богу… Идемте за мной, страдальцы, только старайтесь не шуметь. Хотя тут, кроме меня, никого нет, дежурный, должно, спит или телик смотрит, но вдруг кто-нибудь явится.
– Ночью тоже привозят? – поинтересовался Никифор.
– Редко. Если уж что совсем экстренное.
– Плохое место, – в первый раз за все время подала голос шаманка.
– Чего уж хорошего, – отозвался Фомич.
– Духов вокруг много.
– Это точно.
– У них тут это… как сказать по-русскому… гнездо!
– И снова в точку, – прокомментировал Фомич. – Ты, тетка, похоже, в этих делах разбираешься. Ну, вот, пришли. – Служитель распахнул дверь, и они очутились в полутемном коридоре. Фомич приложил палец к губам и повел их дальше. Наконец он толкнул одну из дверей, и они очутились в просторной, выложенной до потолка белым кафелем комнате, посреди которой на каталке лежал труп подростка.
Бурышкину и раньше приходилось бывать в моргах. Мертвецов он не боялся, поскольку за свою долгую жизнь повидал их в достатке, но вот к запаху так и не смог привыкнуть. Пахло в подобных заведениях всегда одинаково: смесью тления и формалина. В некоторых моргах, особенно в судебно-медицинских, этот запах был весьма силен, в других – едва различим, но все равно он присутствовал везде. Вот и сейчас Никифор Митрофанович отчетливо различал его. Он поморщился, но приказал себе терпеть, лишь достал из кармана сильно надушенный платок и приложил его к носу.
– Может, нашатырю? – насмешливо поинтересовался Фомич.
Бурышкин отрицательно мотнул головой.
– Испытатели нынче какие нежные пошли, – все с той же интонацией прокомментировал служитель. – Ничего, скоро принюхаетесь. Малец-то, – Фомич показал пальцем на труп Вовы Никулина, – несмотря на юный возраст, делов успел натворить. Кто бы мог подумать, что в столь тщедушном теле столько прыти. А вы что, оживить его хотите? Эта нерусская тетка и будет оживлять? – Фомич открыто захихикал. – С удовольствием посмотрю. Никогда доселе не видел подобного зрелища. Ее как звать? Ах, Катя! Ну, давай, Катюша, яви свою силу.
Не обращая внимания на болтовню служителя, шаманка достала из сумки бубен. И легонько потрясла им. Колокольчики едва слышно зазвенели.
– Эге, – заметил Фомич. – Звуковое сопровождение… Эдак она всех перебудит. И восстанут мертвые из гробов своих…
– Тише! – одернул служителя Бурышкин. – Не мешайте ей работать!
Фомич хотел что-то возразить, но, видно вспомнив об обещанной мзде, промолчал.
Катя начала все громче и громче бить в бубен, медленно передвигаясь по периметру комнаты. При этом она пришептывала непонятные слова.
– Далеко ушел, – сказала она, обернувшись к Бурышкину. – Гуляет. Сейчас сюда звать будем. – Она вновь забегала по комнате, продолжая произносить непонятное. На этот раз в ее интонации звучали то просительные, то требовательные нотки. Наконец она выкрикнула нечто вроде «берста!» и замерла.
Ничего не происходило, но Никифор вдруг почувствовал рядом с собой еще чье-то присутствие. Ощущение это трудно было охарактеризовать, но тем не менее оно явно имело место. Видимо, нечто подобное испытал и Фомич, потому что он заметно напрягся и, словно в испуге, отодвинулся к стене.
– Здесь он, – сообщила шаманка. – Недоволен. Ругается. Обратно гулять хочет.
– Спроси его: зачем это сделал?
– Говорит: какая разница, сделал, и все!
– А можно, я с ним сам поговорю?
– Попробую. – Бубен забил тихо, но с явной угрозой. Катя что-то невнятно бурчала себе под нос, потом вновь издала резкий гортанный звук, похожий на птичий крик. – Спрашивай, – обратилась она к Бурышкину.
– Зачем ты их убил?
– Так было нужно, – ответила шаманка детским ломающимся голосом. – Мне приказали.
– Кто?
– Нельзя говорить. Это… – детский голос замолчал, видно подбирая слова, – … как наказание.
– За что же?
– За их прошлые жизни.
– В чем же они виноваты?
– Этого я не знаю. Вот про Эльвиру могу сказать. Мы с ней когда-то давно встречались. В прошлых жизнях – ее и моей. Не здесь, не в России…
– А где?
– Во Франции.
– Кем же ты в то время был?
– Дворянином.
– Как ты это докажешь?
Шаманка разразилась потоком французских слов. Но так как Бурышкин языка не знал, то ничего не понял.
– Что ждет тебя дальше? – спросил он.
– Не знаю… Я еще нахожусь в обычном мире, и мне страшно. Вот, сейчас… возле собственного тела… Пока летал по разным местам, было хорошо, но сейчас не по себе… Особенно здесь. Вокруг столько жутких типов. И тут, в этой комнате, они есть. Цепляются за меня. Тянут куда-то за собой… Вот если бы эта бабка проводила меня в другой мир. Я знаю: она может. Хотя еще не время…
В этот момент в коридоре послышалось движение, дверь распахнулась, на пороге возникли двое грозного вида ребят в милицейской форме, а из-за их спин выглядывала заспанная физиономия дежурного врача.
– Ага, вот они! – в один голос воскликнули милиционеры. – Все в точности сходится. И старик, и тетка в дурацкой шубе. Не соврал таксист.
– Трофимов, что здесь происходит?! – разгневанно спросил дежурный врач, обращаясь к Фомичу.
– Не знаю, Олег Самуилыч, – делано развел руками служитель и воззрился ясным взглядом на руковод– ство. – Пришли какие-то с улицы… Говорят: «Проведи нас к телу». Мол, попрощаться хотим.
– Что это за прощание такое в двенадцать-то ночи? – Олег Самуилович с интересом оглядел странную парочку, особенно его заинтересовала Катя, продолжавшая тихонько постукивать в бубен. – Ты же знаешь, посторонним вход сюда запрещен. А что это за тело? Ах, убийца собственного семейства Никулин. Хорошенькая у вас здесь компания подобралась. Чем, интересно, вы занимались? А, Трофимов?
– Они… это… духов вызывали.
– Духов?! – изумился Олег Самуилович. – О, господи! Духов только нам здесь не хватало!
– Кто вы такие?! – загремели жестяные голоса милиционеров. – Документы свои предъявите!.. Как нет при себе?! Тогда следуйте за нами.
И Бурышкина вместе с Катей повезли в отделение. Никифор за свою жизнь попадал и не в такие переделки, и предстоящие объяснения его не страшили, а шаманке было все равно. По прибытии Бурышкин накинулся на дежурного лейтенанта с требованием немедленно освободить их, требовал телефон, чтобы сделать звонок кому следует, но был препровожден в «обезьянник» до выяснения обстоятельств дела. Туда же затолкали и шаманку. Катя расстелила кафтан на полу, улеглась на него и почти сразу же захрапела. Бурышкин уселся, привалившись к шершавой стене, и тоже смежил веки. Вдруг Катя открыла глаза и села.
– А ведь он нам правду не сказал! – произнесла она.
– Кто? – не понял Никифор.
– Мальчишка. Не сказал, кто его надоумил.
– Почему, как думаешь?
– Не знаю. Может, эти очень сильные?
