Она порылась на стеллажах, вытащила пыльный гроссбух и протянула Севастьянову.
– Вот, ищите.
Севастьянов развернул гроссбух. Разграфленные, заполненные разными почерками страницы. Фамилия… причина смерти… дата погребения… Он довольно быстро отыскал отца Дуси, а потом и мать… Однако имен тех, кто лежал рядом с ними, так и не нашел. Да и как было найти? Ведь он не знал, кого именно ищет.
Добрая женщина с бородавкой то выходила из кабинета, то появлялась вновь. На Севастьянова она не обращала внимания.
Через полчаса профессор отложил гроссбух в сторону и поднялся.
– Нашли? – спросила женщина.
Севастьянов отрицательно покачал головой.
– Придется вам помочь. Место-то отыскать сможете?
– Смогу.
– Тогда пошли. Посмотрим, что это за таинственное захоронение такое.
– Извините, а как вас зовут? – спросил Севастьянов.
– Людмила Николаевна Сабурова, – представилась женщина. – Я, собственно, заведую этим хозяйством. Так что вы обратились по адресу. Но все-таки, что вы ищете?
– Сам точно не знаю.
– Не хотите говорить – не надо. А помочь – помогу, если, конечно, сумею.
Они вышли из конторы. Суета здесь только усилилась. К Сабуровой то и дело подскакивали какие-то личности и что-то требовали, предлагали, попросту клянчили. Та только отмахивалась от просителей.
– Вот так каждый день, – сообщила она Севастьянову. – Суета сует… Дядя Сеня! – окликнула она старика, одиноко сидевшего на скамейке рядом с конторой. – Пойдем-ка с нами. Вот, знакомьтесь, – сказала она Севастьянову. – Наш старейший работник, Семен Маркович Волчок. Состоит при кладбище с довоенных времен, можно сказать, со дня основания.
– Первого мертвеца я погребал! – с гордостью сообщил Волчок.
Сергей Александрович оглядел старика и протянул ему руку. Дед вовсе не был похож на живую руину, а, напротив, напоминал крепенький соленый огурец. Лицо и лысину Волчка покрывал профессиональный загар, какой бывает у тех, кто постоянно находится на воздухе. С круглого лица взирали хитрые голубенькие глазенки, а толстые губы складывались в добродушную усмешку.
– Ученый интересуется: кто закопан в квартале 123/2? – сообщила Людмила Николаевна.
– Знамо кто. Граждане усопшие. – Старец явно любил придуриваться.
– Это как раз понятно. Но вот кто они такие?
– На могилках ведь написано?
– В том-то и дело, что нет там памятника.
– Бывает. Если хоронили наспех или без шуму, то, конечно, памятник могли и не воздвигнуть.
– Без шума? – переспросил Севастьянов.
– Ага. Имели место такие случаи. Особенно в раньшее время. Иной раз ночью привезут тела…
– Кто привезет?
– Известно кто. Служивые. Сами и закопают. Какие уж тут надгробья. Все тишком. Шито-крыто!
– Я не понял, о ком идет речь? – недоуменно спросил Севастьянов.
– О тех, кого в здешней тюрьме расстреливали, – пояснила смотрительница кладбища. – В тридцатых годах…
– А разве такие факты имели место?
– Еще и как имели! – отозвался Волчок.
– Конечно, это не афишировалось, – понизив голос, словно ее мог кто-нибудь подслушать, произнесла Людмила Николаевна.
– Государственная тайна! – добавил Волчок.
– Я думаю, там, куда мы идем, именно такое захоронение, – сообщила смотрительница. – Случается, приходят люди, говорят: в тридцать седьмом отец сгинул. Знаем, что расстреляли. А где схоронили? Что на это ответить? Иной раз в книге имена сохранились, а обычно никто никаких записей не оставлял. Закопали, и бог с ними.
– Ни одного не сыскали, как ни пытались, – заметил Волчок. – Раскапывать захоронения никто не разрешит, а и если раскопать, как узнать: чьи это кости? И не только здесь хоронили расстрелянных. За город отвозили, особо поначалу. Зароют в поле или в лесочке, и привет.
Вскоре подошли к могилам Дусиных родителей.
– Вот здесь, – сказал Севастьянов и указал на находившиеся поодаль холмики.
– Точно! – заявил Волчок. – Они самые и есть! Я даже их помню.
– Неужели?! – удивилась Людмила Николаевна.
– Кажись, об этих мы и толкуем. Привезли их, как обычно, ночью. На полуторке. Они в кузове лежали. Два мужика, баба… – Волчок взглянул на смотрительницу, – …то есть женщина… Или две женщины? Кажись, две. Одна молодая, другая постарше. Лет сорока. И дети.
– Дети?! – переспросил Севастьянов.
– Да, два мальчика и девочка. Один мальчик совсем кроха. Лет пяти, наверное. А девочка – подросток. Уже все при ней имелось. И, чего меня удивило, они одетые были. Обычно трупы доставляли голыми, а эти в своем. Правда, можно сказать, в исподнем. Только на одном мужике брюки и сорочка, а на остальных – трусы да ночнушки. И все застрелены. Вообще, мне показалось: никакие они не заключенные, а обычные люди. И прихлопнули их дома, а не в тюрьме. Пришли, когда они спали, – и прихлопнули. И тотчас на кладбище… В чем были, в том и привезли. Давай, закапывай!..
– А почему вас позвали? – спросил Севастьянов. – Вы же говорили: они сами хоронили.
– Наверное, потому, что солдат мало было, – пояснил Волчок. – Двое всего, один за рулем, другой в кузове. И старшина третий. Старшина и распоряжался. Я в сторожке спал. Тогда еще конторы не имелось. Приехали, бери, говорят, лопаты, и потащили за собой. Я на подножке стоял, дорогу показывал. Сбросили их из кузова. Место фарами осветили и стали копать могилы. Не особенно глубокие. Каждого в свою положили. Земля тут хорошая. Песок. Копать легко. Однако все равно до утра провозились. И все молча. Я набрался храбрости, спрашиваю одного солдатика: кто, мол, это? Колдуны, отвечает. Какие еще колдуны? – думаю. А старшина как рявкнет: молчать! Ну закопали и уехали.
– И все? – спросил Севастьянов.
– Ага. А чего еще? Мало ли таких случаев было! Я и запомнил их потому, что солдатик колдунами обозвал. А какие уж они колдуны, про то не ведаю. На вид самые обычные люди.
– В каком году это случилось? – спросила смотрительница.
– Точно не помню. В тридцать седьмом… а может, в тридцать восьмом… Или раньше? Запамятовал. Помню, лето было. Я когда последнего закидывал, жаворонок засвистел. Уже рассвело… Ну он и поднялся на крыло. Я еще подумал, как сейчас помню: они мертвые, а птичка живая, и ей нет до них никакого дела. Мыслишка, конечно, дурацкая, а в башку въелась.
«Значит, тех, кто закопан рядом с могилами Дусиных родителей, солдат назвал колдунами, – размышлял Севастьянов, возвращаясь в трамвае на Правый берег. – Интересно, почему?»
Он смотрел в окно на остатки церкви. Купол с нее был снят, а в самом здании нынче находился склад, в котором, по слухам, хранился стратегический запас валенок. К закрытию церкви приложил руку и Севастьянов. Помнится, он опубликовал в газете статью, в которой обвинил тогдашнего священника в наличии у того дурной болезни. Болезнь как будто действительно имела место. На этом основании храм закрыли, а бедный поп сгинул неведомо куда. Миновали величественный, хотя и облезлый подъезд городской больницы в псевдоклассическом стиле. Дальше замелькали бараки, следом одноэтажные домики частного сектора, потом дома покрупнее, повыше… Город напирал на предместье.
Посещение кладбища, конечно же, дело нужное, однако, по сути своей, ничего особо нового в ход расследования оно не добавляло, кумекал Севастьянов. Так, отрывочные сведения. Даже фамилии тех, кто захоронен рядом с Дусиными родителями, он не узнал. Колдуны… Почему колдуны? Откуда их привезли? Где уничтожили? Среди убитых имелись дети… Выходит, это семья. А может, и не одна. Самое загадочное – это утверждение Волчка, что с этими несчастными расправились очень поспешно и беспощадно. Почему?
