– А чего тянуть?
– А баня?
– Так она же еще не истопилась.
– Можно! – радостно воскликнул Вася. – Сейчас я кого-нибудь попрошу за печкой приглядеть, и к Райке сходим. – Он исчез. Шебалин смотрел на язычки огня, вырывавшиеся из приоткрытой заслонки, и предвкушал радости парной.
Через десять минут вернулся Вася с каким-то мальчишкой. Пацан в смущении шмыгал носом и не знал, куда спрятать руки.
– Вот, Петро посмотрит. Не спали баню, Петя! – хохотнул Вася. – Пойдемте.
Они вышли из бани, и ночная прохлада окутала Шебалина. Пахло дымком, коровой и еще сотней запахов, полузабытых запахов деревни. Шебалин глубоко втянул в себя воздух, и ему почему-то стало грустно.
– Здесь она живет, – шепотом сказал Вася и толкнул калитку. – Спит уже, наверное.
– Нет, не сплю, – раздался молодой женский голос. – Проходите в дом.
– А можно просто на улице? – спросил Шебалин. – Вечер уж больно хорош. Для меня, городского человека, он как… – Шебалин задумался, подыскивая сравнение, – как кружка пива в жаркий день.
Женщина хмыкнула, Шебалин смутился.
– Коли не хотите в дом, можно и здесь. Присаживайтесь.
Они сели на скамейку.
– Это следователь приехал, – объяснил Вася.
– Да знаю. Ведь я, Василий Иванович, тебе все уже рассказала.
– Расскажи еще! – неожиданно строго произнес Вася.
Женщина вздохнула.
– Вчера под вечер, – начала она, – я уже на ферму собралась. Решила до работы сходить за водой. Вышла. Смотрю, возле дома Петровны стоят Маша и этот человек. Я, честно говоря, подумала, что это ее родич какой. Стоят они и о чем-то говорят.
– А как говорят? – спросил Шебалин. – Каким тоном?
– Спокойно. Как хорошо знакомые люди. Я, конечно, присмотрелась к мужчине. У нас тут новые лица – редкость.
– Опишите его.
– Трудно сказать, сколько ему лет. Может, тридцать, может, сорок, но не старше. В синем тренировочном костюме. Очень коротко острижен. Точно лысый. Лицо обыкновенное. Правда, очень неподвижное.
– Что значит – неподвижное?
– Как будто застывшее. Никакого выражения на нем нет, как у рыбы. Только рот открывает.
– А глаза какого цвета, не разглядели?
– По-моему, светлые. Не уверена.
– А о чем они говорили, не слышали?
Женщина замолчала и, видимо, задумалась.
– Говорили они как-то странно, – наконец сказала она. – Маша его на «ты» называла, а он ее на «вы». Все «вы» и «вы». И называл он ее странно, вроде, госпожа.
– Госпожа?!
– А может, мне показалось. И еще он говорил что-то про сестру.
Шебалин недоуменно хмыкнул.
– У девочки нет сестры.
– Ну не знаю…
– А она что?
– Она ему сказала, что готова; к чему, я не поняла.
– Так и сказала?
– Вроде, – неуверенно произнесла Раиса. – Когда я с ними поравнялась, они замолчали.
– Почему же ты мне этого не рассказывала? – грозно спросил Вася.
– А ты, Василий Иванович, не спрашивал.
– Вот тебе раз: не спрашивал!
– Еще что-то можете добавить? – спросил Шебалин.
– Да нет. Все. Только вот что еще. Когда я мимо них проходила, меня словно холодом обдало. Как, знаете, в летний день бывает, идешь и вдруг в столб холодного воздуха попадаешь. Старые люди говорят, что это чья-то неприкаянная душа по свету бродит… Не может найти себе приюта.
– Сказки, – насмешливо произнес Вася.
Женщина промолчала.
– Спасибо, – поблагодарил Шебалин. – Ну что ж, Василий Иванович, теперь можно и побаниться.
– И я с вами, за компанию!
– Странная история, – сказал Шебалин, когда они отдыхали после бани.
– Да-а, – протянул Вася.
– Все-таки ее увезли, – продолжал рассуждать вслух Шебалин, – но зачем? Допустим, с целью получения выкупа. Но почему она так спокойно говорила с похитителем? Конечно, он мог ее обмануть. Тогда что значат слова о сестре? Или, допустим, это был маньяк. Но откуда появиться маньяку вдали от оживленных дорог, от скопления людей? Ведь его так или иначе заметят. – Послушай, – обратился он к Васе, – а как отсюда позвонить в город?
– В сельсовете есть телефон. Нужно заказать по межгороду. Сейчас ночь, соединят быстро. Я отцу всегда ночью звоню.
– Так пошли.
Через полчаса их соединили с квартирой Глиномесовых.
Трубку на другом конце провода подняли тотчас же.
– Мне Павла, – сказал он, услышав незнакомый женский голос.
– Слушаю, – ответил Павел.
– Это Шебалин. Никто не звонил, не требовал выкуп?
– Нет. А как у тебя дела? – Голос Павла дрожал.
– Пока ничего определенного. Ситуация очень неясная.
– Но хоть надежда-то есть?
– Надежда есть, – тихо сказал Шебалин и положил трубку.
Он посмотрел на Васю и пожал плечами.
– Давай-ка спать. Утро вечера мудренее.
Несмотря на уговоры Васи отправиться ночевать к нему, Шебалин устроился в машине. Сначала хотел расстелить спальный мешок, но по случаю жары решил обойтись без него. Он долго не мог уснуть, прислушивался к раздраженному писку комаров в салоне, безуспешно пытаясь убить хотя бы одного, а потом как-то неожиданно провалился в бездонную яму сна.
Утром Шебалина разбудил Вася. Он настойчиво стучал костяшками пальцев по стеклу.
– Вставайте, Николай Ильич, еще один свидетель объявился!
Шебалин выскочил из машины и стал на ходу одеваться.
– Какой свидетель? Где он? – нетерпеливо спросил он, пытаясь попасть ногой в штанину.
– Ярушин. Водитель молоковоза. Сидит в сельсовете. Он их вез до Быково.
– Садись! – Шебалин рывком рванул машину с места.
Ярушин, долговязый рыжий парень, сидел за столом и лениво курил. Увидев вошедших, он равнодушно поздоровался и затушил папиросу.
– Рассказывайте, Ярушин, – нетерпеливо произнес Вася.
– А чего рассказывать, ну вез я их до Быково.
– Как они выглядят? – осторожно спросил Шебалин.
– Как и описывают. Девочка и мужик. Я, честно говоря, к ним не присматривался. Ехал с фермы, смотрю: двое. Девчонка руку подняла. «Довезите нас до шоссе», – говорит. А мужик молчит. Я их посадил,
