Зажав в кулаке деньги, Колян бросился к остановке. Автобус как раз собирался отъезжать.
— Стой, стой, зараза! — В последний момент он запрыгнул в машину и плюхнулся на сиденье. Сердце колотилось от такой нагрузки, в голове была муть, а горло пересохло.
— Билет брать будешь или как?
Над ним возвышалась грудастая молодая кондукторша, из тех, с кем и спорить-то бесполезно, запросто может из автобуса сразу выбросить. Он разжал кулак — там было пятьдесят рублей, взял билет, сдачу аккуратно спрятал и стал думать. Деньги на выпивку есть, почему нельзя сначала купить бутылку, а уж потом идти на дело? В таком состоянии он и делать-то ничего не может, этому городскому хлыщу этого не понять, ишь сколько денег отвалил за ерунду сущую. Да и как он эту улицу искать-то будет? Уж лучше сразу к магазину пройти, купить бутылку, сделать один, только один, маленький глоток для поправки и тогда уже искать нужную улицу. План ему очень даже понравился.
Утром все ночные страхи и трагические воспоминания показались мне просто неприятным сном. Солнышко исправно светило — благословенное бабье лето! — на подоконнике ворковали голуби, чахлая московская травка все еще зеленела и даже доллар — кстати о зелени! — замедлил свой головокружительный взлет, намекая на возможность будущей стабильности.
Мы договорились, что Павел с Людмилой приедут к десяти часам. Зная эту парочку, можно было не сомневаться, что появятся они именно в условленное время, секунда в секунду, так что пришлось собираться в темпе. Сначала мне это удавалось, но потом ожил телефонный аппарат, подчиняясь непреложному закону всеобщего свинства, и скорость сборов упала примерно вдвое, что в общем-то нервировало. Правда, только меня: Андрей, как всегда, хранил олимпийское спокойствие и на ерунду нервные клетки не растрачивал.
Позвонили, кажется, все: соседка, чтобы проконсультироваться насчет программы телепередач, бывшая коллега по работе, которой позарез понадобилась монография о политико-экономических процессах в какой-то слаборазвитой стране это в субботнее утро! — незнакомая истеричная тетка, утверждавшая, что звонит по газетному объявлению о покупке спального гарнитура, и не желавшая слушать никаких моих объяснений относительно возможной опечатки в газете. Словом, до назначенного часа оставалось от силы пятнадцать минут, я носилась по квартире, как ведьма на помеле, заставляя Андрея вздрагивать и чуть ли не шарахаться в сторону. Так что, когда телефон в очередной раз зазвонил, я прямо-таки рявкнула в трубку:
— Ну?!!
На том конце провода царило молчание и слышались лишь механические потрескивания и какие-то слабые голоса — по-видимому, эхо чьих-то разговоров.
— Слушаю вас, — повторила я чуть мягче.
— Натуля! Это я, твой любимый Алешенька. Доброе утро.
Кому доброе… Масик все-таки осуществил свою вчерашнюю угрозу позвонить, проигнорировав мои попытки втолковать ему, что поезд ушел, рельсы не только разобрали, но даже успели сдать в металлолом. Уж если он что решил, так выполнит обязательно. Но — как правильно подметил наш великий, безвременно ушедший бард, — к этим шуткам отношусь я очень отрицательно.
— Здравствуй, — прохладно отозвалась я. — Ты застал нас буквально чудом, мы уже собрались выходить.
— Да, погода чудная, — с энтузиазмом откликнулся Масик, проигнорировав употребленное мною во множественном числе местоимение. — Может быть, пойдем погулять? Ты не против?
Ну что тут будешь делать? То ли убить его, то ли в приют отдать… Нет, попробуем еще разок донести до его сознания полезную информацию.
— Солнце мое, я у-ез-жаю! На весь день. За город. С мужем.
В трубке послышался нетерпеливый вздох.
— Про твоего мифического мужа я уже слышал. Хорошо, поезжай, развлекись. Только возвращайся не слишком поздно, я буду беспокоиться. И не забудь, что ты моя невеста, веди себя прилично. А куда ты едешь?
— В Белые Столбы! — машинально ответила я, пытаясь свободной рукой хоть как-то докрасить ресницы.
Шут с ним, пусть как хочет, так и называет. От меня не убудет.
— Да? Знаешь, я как раз там… Хотя нет, я все перепутал. Я был в Черноголовке, делал снимки…
— Извини, — невежливо прервала я, — мне некогда. Пока.
О себе, любимом, Масик может рассказывать долго, причем реакция собеседника для него как бы и необязательна, так что мое далеко не светское поведение было почти оправданным в данной конкретной ситуации.
Надо отдать должное Андрею, он эту ситуацию воспринял адекватно. Только поинтересовался, чего на сей раз добивается мой эксцентричный поклонник. Ответ о том, что, как и раньше, заключения счастливого семейного союза, его вполне удовлетворил.
— Правильно ты когда-то говорила: где бы какого психа ни носило, обязательно на тебя выведет, — сделал он единственный комментарий.
Звонок в дверь лишил меня возможности достойно ответить на этот выпад. Хотя ничего, кроме банального «сам дурак», все равно в голову не пришло.
Пятнадцать минут спустя наш кортеж из двух машин весело катил по шоссе мимо подмосковных лесов, полей и расплодившихся там в невероятных количествах краснокирпичных особняков новых русских. Некоторые постройки были недурны, другие почти радовали глаз, но подавляющее большинство удручало вопиющим дурным вкусом и отсутствием фантазии. Стандартные четырехугольные коробки с непременной башенкой, присобаченной там, где для нее нашлось место. Встречались и такие творения местных зодчих, в которых просматривались признаки мании величия: например, пятиэтажный дом с готическим шпилем. Умереть, уснуть и проснуться рыдая.
Тем не менее на фоне этого новодела обычный подмосковный дачный поселок выглядел, если честно, довольно убого. Когда-то Белые Столбы делила на две части железная дорога: справа обычный поселок городского типа, где одноэтажные избы-развалюхи чередовались с двухэтажными, еще пленными немцами строенными бараками, а слева — чуть ли не элитный дачный поселок с гектарными участками и шикарными — по послевоенным меркам — дачами. Но за полвека многое изменилось: жилая часть поселка переползла в дачную и изрядно потеснила летние жилища горожан, а там, где дачи все-таки сохранились, участки давным-давно были поделены и переделены на несколько частей, дома разгорожены пополам, а то и на три части, и вместо вековых сосен за серым штакетником маячили огороды с самопальными парниками. В общем, «Вишневый сад» в постсоветском исполнении.
Дача тети Тани — половина когда-то роскошной профессорской дачи выгодно отличалась от соседних построек. Во-первых, крыша сверкала на солнце новеньким оцинкованным железом, а не мозолила глаза ржавчиной или просевшей черепицей. Во-вторых, недавно возведенный второй этаж радовал взор медовым цветом натурального дерева и большими, чуть ли не во всю стену, окнами.
А в-третьих, если на участке и были так называемые парники, то они удачно прятались за стеной дома. И яблок действительно уродилось много: ветви деревьев буквально гнулись под их тяжестью, а за желтыми и красными плодами практически не было видно листвы.
— Ничего себе! — присвистнул Андрей, остановив машину у калитки. — Сюда надо было на самосвале приезжать. Эта твоя тетя Таня, случайно, не родственница Мичурина?
Вопрос ответа явно не требовал, посему я молча вылезла из машины и пошла открывать калитку. Хозяйки видно не было, но я помнила, что собак в доме нет, а калитка днем запирается на палочку. Так оно и оказалось: я беспрепятственно вошла в сад и, обогнув дом, оказалась перед невысоким крыльцом — тоже недавно сооруженным. И тут меня ждал сюрприз: входная дверь оказалась запертой. Н-да… Это, кажется, называется примерно так: «Приходите, приходите, нас все равно не будет дома».
— Ты уверена, что нас приглашали именно сегодня? — раздался сзади голос Андрея.
От неожиданности я слегка вздрогнула: никак не могу привыкнуть к тому, что мой друг ходит почти бесшумно. Когда-нибудь по его милости у меня случится родимчик.
— Нас приглашали не «именно сегодня», а в любой день. Тетя Таня живет здесь постоянно до морозов. То есть до середины ноября, как минимум, а сейчас только начало сентября, если я не
