Елена бросила окурок на землю, растерла его ногой и снова попросила у меня сигарету. Павел посмотрел на нее с глубокой жалостью:
— Может быть, позвонить твоему мужу? Пусть приедет, поддержит…
— Даже если он сможет освободиться, — вздохнула Елена, — не скоро сюда доберется. Электрички ходят редко, да и далеко ехать… Нет, уж лучше пусть работает. Да и потом… я привыкла — одна…
— Подожди, — вдруг изумился Павел, — что значит — «привыкла одна»? А Максим? Почему, кстати, он с тобой не приехал? Работает сегодня или… не может оторваться от жены?
В голосе Павла мне послышалась грусть, тщательно скрываемая иронией.
— Ни то ни другое. Я тебе не досказала. Последнее время у моих молодых все идет кувырком. Похоже, у Максима терпение все-таки лопнуло. Действительно, что это за жена? За все время их совместной жизни ни разу ему рубашки не постирала, ужин не приготовила, веник в руки не взяла…
Чувствовалось, что Елена в первый раз так откровенно говорит о наболевшем. Да и то сказать, с кем ей было все это обсуждать? Галке она наверняка стеснялась признаться, что все неладно, мать только лишний раз попрекнула бы ее: вот опять не послушалась, теперь имеем то, что имеем. Обо мне речи не могло быть: кто я ей, в конце концов, да и видимся редко. А вот с мужем… Кстати, интересно, что же за муж у нее?
— Эта красотка дрыхнет до двух часов дня, а он, если не на работе, с утра пораньше принимается за стирку, готовку, глажку, причем не только для себя, но и для нее. Так она еще может и скандал закатить: дескать, стиральная машина ей спать мешает. А ближе к вечеру приводит себя в порядок — и тащит его куда-нибудь развлекаться. Когда он на работе и никто ей завтрак в постель не несет, я вообще не знаю, чем она питается, — моя стряпня принцессе не по вкусу. А если вечером, одна дома сидит, то обязательно у нее бутылка мартини, орешки, фрукты. Представляешь, сколько денег нужно, чтобы так жить? В общем, Максиму не до меня. Точнее, не до нас…
В ее голосе прозвучал чуть заметный оттенок горечи, и я подумала, что по-настоящему счастливых семей на самом деле очень мало, в каждой, если копнуть, найдутся свои заморочки. Даже те замечательные полулюбовные, полудружеские отношения, которые были у меня с мужем, омрачались его патологической ревностью, и неизвестно, во что бы превратился наш союз, если бы его не разорвала смерть. Павел души не чает в своей Милочке, а она начала фокусничать еще до свадьбы. У Елены, похоже, тоже все не так прекрасно и удивительно, как она изображала до недавнего времени. Разве что Галка со своим Тарасовым… Так это — исключение, которое лишь подтверждает общее правило. Хорошую вещь браком не назовут, это уж точно.
— У твоей мамы были какие-то конфликты с соседями? — нарушил затянувшееся молчание Павел. — Кто-то мог желать ей зла? Времена сейчас веселые, за лишнюю сотку или новый забор могут со света сжить. В прямом смысле.
Елена покачала головой:
— Вряд ли. Скорее наоборот: у мамы были прекрасные отношения со всеми. Чуть ли не со всем поселком. Кого-то она лечила, с кем-то дружила, кому-то помогала. Сколько себя помню, у нас калитка не закрывалась никогда. Это в последнее время ее на ночь запирать стали. А раньше… Простить себе не могу, что давно здесь не была! Никогда не прощу!
— Знать бы, где упасть, — философски заметила я. — Перестань комплексовать, ты ни в чем не виновата. Не могла же ты разорваться пополам. Сама говорила, что твой Санечка…
— Говорила, говорила, — с несвойственной ей горячностью перебила меня Елена, — только вместо того, чтобы сидеть дома и ждать, когда он появится, могла бы на дачу к маме приехать. Она конечно же обижалась. А теперь…
За забором послышался звук подъехавшей машины, хлопанье дверей и голоса. Судя по всему, явилась милиция. Быстро они, однако, не иначе дежурный рассказал про Павлушино удостоверение.
Дальнейшую процедуру описывать, наверное, не стоит: подобное нам, грешным, теперь каждый Божий день по телевизору показывают. Примечательной в группе, прибывшей на место происшествия, была, пожалуй, только собака: огромная, роскошная овчарка, с совершенно человеческими глазами. Хотя в качестве друзей человека я предпочитаю кошек, тут была сражена наповал. Но овчарка нас проигнорировала, мы были ей глубоко неинтересны. Она ждала, когда нужно будет выполнять работу, и не желала отвлекаться на всякие глупости.
— След, Матильда, — наконец негромко скомандовал проводник, и собака принялась деловито обнюхивать местность, а потом потянула проводника за собой в сторону калитки.
— Я с вами, — встрепенулся Андрей, который, как мне было известно, начинал свою карьеру именно в милиции, а в тогдашнее КГБ перешел значительно позже, так что в глубине души оставался сыскарем, по его собственному изящному выражению.
Вслед за Матильдой и проводником он отправился с дачного участка на улицу. А Павел подвел немолодого человека с усталыми глазами (надо полагать, оперативного следователя) к кусту, на котором висел злополучный шарф.
— Похоже на орудие убийства, — безучастно отметил оперативник. Приобщим к делу.
— Маму задушили? — охнула Елена. Флегматичность сыщика как рукой сняло.
— Коллега, — едко спросил он у Павла, — родственникам потерпевшей здесь место? Особенно женщинам?
Впервые увидела, как Павел смутился. Правда, ненадолго.
— Все произошло слишком неожиданно, — ответил он. — Потом я попросил уйти, но…
— Но я отказалась, — уже твердо сказала Елена. — Я не помешаю, обещаю. Скажите только, маму…
Сыщик раздраженно передернул плечами:
— Предположительно, слышите, предположительно, вашу мать задушили. Не здесь, тело волокли по земле с улицы. Вполне возможно, что петлей из широкого куска материи, тем, который мы видим. Время смерти установит эксперт. Вот и все, что я вам могу сказать. А теперь извините, мне нужно работать.
Сыщик аккуратно снял то, что было шарфом, с куста и положил в целлофановый пакет. Я не то что пошевелиться — вздохнуть боялась, чтобы не навлечь раздражение еще и на себя. Я не родственница, со мной даже условно церемониться не будут. А один Павел нас всех не прикроет.
— А вы кто? — вдруг спросил меня оперативник. Приехали!
— Соседка, — брякнула я первое, что пришло в голову. — То есть подруга соседки.
Павел закатил глаза к небу, но оперативнику, как ни странно, мой ответ пришелся по душе.
— Будете понятой, — безапелляционно заявил он. — И найдите кого-нибудь еще. Хоть бы эту вашу подругу.
Если честно, юмора ситуации я не поняла. А вдруг мы собственноручно укокошили старушку, а потом вызвали милицию — для отвода глаз? Но, помня старую истину: спорить с начальством (в данном случае милицейским) — все равно что плевать против ветра, покорно отправилась за Галкой, благо Павел вроде бы не возражал против такой расстановки кадров. Что ж, в своей жизни я уже побывала и в роли подозреваемой, и в роли жертвы. Для полноты ощущений следует побывать и в роли понятой. Так и до амплуа преступника окажется рукой подать. Замечательная иллюстрация к тезису о том, что ситуация в России криминализируется не по дням, а по часам.
Галка старательно драила свой «жигуленок». В стрессовых ситуациях моя подруга всегда хватается за что-нибудь чистяще-моющее, а не за сигарету, как я. Вот разница между нами, и, должна сказать, не единственная. Увидев меня, она прекратила изображать Мойдодыра и спросила:
— Что?
— Пойдем, — уклонилась я от прямого ответа. — Меня хотят сделать понятой, а тебя велели привести за компанию.
— Не валяй дурака… — начала было Галка, но тут же осеклась.
Соображает она очень быстро, а выводы делает еще быстрее. Так что через несколько секунд она задала вполне конкретный вопрос:
— Нашли тетю Таню?
Я кивнула. Больше ничего говорить не потребовалось — Галка метнулась в ту сторону, откуда я пришла, а мне не осталось ничего другого, как припуститься за нею.
