в прозекторской.
– Что, студент, нанюхался? – спросила пожилая санитарка, а вторая, та, что с бриллиантами, захохотала.
– Я не студент, – строго ответствовал Андрей, – а лейтенант милиции.
– Ой-ой! – еще пуще захохотала бриллиантовая. – Гляди-ка, Евлампия Макаровна, лейтенант!
– Ладно, оставь его, Софико, дело-то серьезное.
В этот момент в прозекторской снова появились Казаков и Кузьма.
– Так, дамочки, – неожиданно грубо оборвал завязавшийся разговор Казаков, – пошли прочь! – Санитарки, не торопясь, удалились. – Дело-то и впрямь серьезное, – повторил капитан слова пожилой санитарки. Он внимательно стал изучать пол перед окном. – Включи-ка весь свет, Кузьма, – скомандовал он. – Так-так. Однако! Копытов, – позвал он Андрея, – посмотри ты. Что видишь?
Андрей присмотрелся и с трудом разглядел на каменном полу едва заметные отпечатки босых ног. Собственно, только передней половины ступни и большого пальца.
– Похоже на следы, – сообщил он.
– Ага, на следы… – капитан приблизился к подоконнику и стал внимательно разглядывать его поверхность.
– Стекло выбили изнутри, – уверенно сообщил он.
– Не может быть! – воскликнул Кузьма.
– Вне всякого сомнения. Кто-то проник сначала в прозекторскую, выбил стекло и вытащил трупы. Интересно, и голову этого Курехина захватили.
– Голову я пришил, – отозвался Кузьма, – может, зря, а?
– Чего уж теперь, – Казаков поморщился, – с головой, без головы… Но вот следок этот на полу меня беспокоит. Странный какой-то следок. Если бы я верил в разную чертовщину, то подумал бы, что эта криминальная парочка трупов покинула морг своими ногами. Так, лейтенант. Осмотри все хорошо еще раз, может быть, что-нибудь найдешь.
Андрей принялся старательно исследовать место преступления, а Казаков между тем принялся за Кузьму.
– Все-таки, доктор, – обратился он к нему, – расскажите мне подробнее об исчезнувших. Как они выглядели, предполагаемая причина смерти… ну и все остальное, о чем сочтете нужным сообщить.
– Значит, так, – начал Кузьма, – поступили они в субботу, в первой половине дня. Вскрытие провели часа через два. Оба, по-видимому, из уголовной братии, судя по татуировкам. Один из них, который без головы, болен туберкулезом. Что касается причин смерти… – Кузьма запнулся. Молчал и Казаков. – Как ты знаешь, – наконец продолжил Кузьма, – один из них скончался оттого, что голова его была отделена от туловища…
– Что ты кота за хвост тянешь! – не выдержал капитан. – Про голову я все знаю, хотелось бы выяснить, как эта самая голова была отделена от туловища.
– Похоже, ее оторвали, – запинаясь, объявил Кузьма.
– Возможно ли это?
– В принципе возможно. В литературе описаны случаи, когда очень крупные животные отрывали голову человеку. Не откусывали, а именно отрывали.
– Какие конкретно животные?
– Ну тигр, например, ударом лапы, или горилла…
– Ага, горилла…
– Понимаешь, нигде на шее нет никаких следов оружия. Несомненно, мышцы, позвонки, сосуды просто- напросто порваны и сломаны. Чудовищная, должно быть, сила приложена.
– Что ж, это, по-твоему, горилла сделала? Я что-то не видел, чтобы у нас гориллы по улицам разгуливали.
– Есть очень сильные физически люди.
– И что, случаи, когда один человек оторвал другому голову руками, тоже зафиксированы в литературе?
Кузьма пожал плечами.
– Значит, не зафиксированы. Так кто же ему башку оторвал?
– Что ты ко мне привязался! – взорвался Кузьма. – Это твое дело – выяснять, что и как.
– Ну а второй? – не отвечая на реплику, спросил Казаков.
– Проткнули каким-то тупым предметом довольно большого диаметра.
– Каким же?
– Я не знаю. Предположим, толстой палкой.
– И опять нужна неимоверная сила?
– Именно. Кстати, в ране я обнаружил крошечные обрывки ткани. Очень старой ткани, почти полностью истлевшей. Так что делай выводы, сыщик.
– Где эти обрывки?
– У меня. Будешь уезжать, отдам.
– И все-таки, с какой целью их похитили? Твое мнение.
– Трудно сказать. Может, чтобы скрыть еще какие-то следы.
– Хорошо, пошли на улицу.
Они вышли на солнечный свет, и Андрей с облегчением вдохнул воздух полной грудью. Атмосфера морга казалась насыщенной миазмами. Под разбитыми окнами валялась груда осколков стекла. Казаков принялся исследовать их. Потом разочарованно вздохнул: никаких следов. Неожиданно его внимание привлек зазубренный осколок, торчавший из рамы. Он присмотрелся к нему, потом достал из кармана полиэтиленовый пакет, осторожно вынул кусок стекла из рамы и положил его в пакет.
– Что-нибудь интересное? – с любопытством спросил Андрей, осколок показался ему ничем не примечательным.
– Отдам в лабораторию. Пусть посмотрят. Жаль, что под окном асфальт. К тому же ночью опять лил дождь. Следов нет.
Казаков обернулся и посмотрел на стоящих поодаль старушек и парней в коже, с любопытством следящих за его манипуляциями.
– Эй вы, мортусы! – крикнул он. – Не видели ничего интересного?
Обе группки засмеялись, хотя и на разные голоса, но с одинаковым ехидством.
– Поехали! – Казаков двинулся к машине, а Андрей поплелся за ним.
Открыв дверцу, капитан посмотрел на Кузьму, стоящего на крыльце морга.
– Будь здоров, трупорез! Найдешь что-нибудь новенькое, позвони. Учились мы с ним в одном классе, – сообщил Казаков, когда машина выруливала на шоссе. – Потом сюда приехали вместе. Женаты на двоюродных сестрах. Словом – родственники.
– И все-таки, – перебил Андрей капитана, – в чем тут дело, Мирон Захарович, как, по-вашему?
Капитан пожал плечами.
– Знаю не больше твоего. Но надеюсь сегодня узнать еще что-нибудь. Сейчас отдам команду привезти в управление этого Гомельского. И уж сегодня допрошу его с пристрастием. И сегодня приглашать его вежливо не буду. Пошлю пару омоновцев при полном параде. Надеюсь, он поймет, что к чему.
Прошло не более часа, и вот два бравых хлопца ввели в кабинет капитана все того же Гомельского. Вид у него был слегка помятый. Хотя день был в самом разгаре, похоже, что его подняли прямо с постели. Его лицо было словно ошпарено кипятком, волосы всклокочены, глаза перебегали с одного предмета на другой. К тому же от Гомельского опять исходил мощный запах перегара. Словом, вид у удачливого бизнесмена был не самый лучший.
Омоновцы вышли. Гомельский стоял, переминаясь с ноги на ногу, и безуспешно пытался придать своему лицу выражение наглости. Увы, не удавалось. Только растерянность, смешанная со страхом, читалась на помятой физиономии.
– Чего вы гримасничаете, Гомельский? – спросил Казаков.
– Я… – начал коммерсант и запнулся.
– Ну, ну! – подбодрил его капитан.
