Отца Патрикея интересовало буквально все. Что Клеветник ест, что пьет?.. Он требовал, чтобы Картошкина пересказала все разговоры, веденные Шуриком в ее доме. Особый интерес священника вызвала история с поркой. Отец Патрикей интересовался: настоящие ли раны у Шурика? Не имитация ли это? Мамаша Картошкина отвечала, что раны самые что ни на есть подлинные.
– Весьма крепко разукрасил его этот Генка Соколов, – сообщила она. – Места живого нет!
Тут разговор перекинулся на семейство Соколовых. Отцу Патрикею уже было известно об оживлении малютки Славы Соколова.
– Как ты думаешь, мог ребенок сам, без чьей-то злой воли, встать из гроба? – спросил у мамаши отец Патрикей.
– Вот уж не знаю, – пожала плечами мамаша Картошкина.
– А я уверен: это его происки, – твердо произнес отец Патрикей и мелко закивал седенькой головой.
– Кого его? – заинтересовалась мамаша.
– Нечистого, – ответствовал священник. – Диавола, другими словами.
– Я поначалу и сама предполагала… – неуверенно вымолвила мамаша Картошкина.
– Что ты предполагала?
– Ну, про этого Шурика… Как он моего Тольку оживить сумел, если не с помощью нечистой силы?
– Вот-вот, – веско произнес отец Патрикей, – именно, что нечистой. Знай же, Дарья, в доме твоем поселился искуситель рода человеческого!
– Неужто самолично? – выразила сомнение мамаша Картошкина.
Отец Патрикей на некоторое время задумался. Возникала некоторая неувязочка. Действительно, с какой стати главе ада являться в их крошечный городок и строить здесь свои дьявольские козни? Почему он не выбрал полем для своих действий какой-нибудь крупный объект? Москву, скажем, или Питер? А может, он послал сюда одного из своих бесов? Не самого главного, конечно, а какого поменьше, но тоже вполне искушенного в разного рода гнусностях. И действует этот черт эффективно. Доселе в Верхнеоральске стояла тишь да гладь. Ни о каких смутах и не слыхивали. А нынче? Третий градоправитель сменяется меньше чем за месяц. Народишко по улицам болтается да песни срамные поет, новопреставленные тела из гробов встают…
– Если нечистый и не самолично у тебя в доме присутствует, – заключил свои размышления отец Патрикей, – то в образе одного из своих демонов. Это уж точно!
Однако мамаша Картошкина была женщиной хотя и глубоко верующей, но отнюдь не доверчивой. Поэтому она пожевала губами, посмотрела на жидкую бороденку попика, на его слезящиеся глазки и изрекла:
– Ты, отец Патрикей, куда-то не туда заворачиваешь. Ну, какие у нас тут могут быть демоны?! Кому мы нужны? Да никому! Опять же, какой такой демон допустит, чтобы его принародно выпороли? Так что ты, батюшка, ошибаешься. То, что он, Шурик то есть, кудесы может творить, в этом спору нет, но что он, как ты говоришь, демон, в это, уж извини, я не верю. Никакой он не демон, а вроде юродивого, как раньше про таковских говаривали. Ты бы видел его спину, после того как его Генка исхлестал. Одна сплошная рана. Только намедни начала подсыхать. А будь он демоном – зажила бы в одночасье. Да человек он… Человек! Ну, может, и не простой, но из плоти и крови.
– А во Всесвятской церкви чего он творил? – не сдавался отец Патрикей.
– А то и творил, что положено юродивому. Я сама тому свидетель. И не только свидетель, но и участник. Отец Владимир на землю спустился после того, как я его перекрестила.
– Ты сотворила чудо?! – изумился отец Патрикей.
– Вот этой моей собственной рукой. – И мамаша Картошкина потрясла перед лицом священника корявой дланью. – Я и сама поначалу думала, что он от черта прислан. И ребятам о том же говорила. Но сейчас у меня большие сомнения на этот счет. Писание он знает «от и до». В церкви так и сыпал цитатками. Самолично слышала. А разве демон может произносить святые слова? Да ни в жисть! Парня моего, опять же, оживил. И не только оживил. От пития отвадил. Ведь в рот водки этой больше не берет. А сколько я Бога молила, сколько свечек ставила… Может, Он, – мамаша Картошкина ткнула пальцем в потолок, – услышав мои молитвы, его и прислал. О вере опять же постоянно твердит.
– О какой вере? – удивился отец Патрикей.
– Не знаю уж, о какой, только об истинной. Верить, говорит, нужно по-настоящему. А может, он – как Иисус Христос, ходит меж людьми и учит.
– Чего ты мелешь?! – вскинулся отец Патрикей. – Какой еще Иисус?!
– А такой! Новый! И страдания поэтому терпит. Ты приходи, батюшка, к нам. Посмотри на него, поговори… И сразу уяснишь, не за того ты его принимаешь.
Отец Патрикей проводил мамашу Картошкину и задумался. С одной стороны – необразованная женщина, что с такой возьмешь. С другой – не так уж она и глупа. Рассуждает здраво и доводы приводит разумные. Говорит: «Евангелия цитирует»… И ведь на первый взгляд права. Может ли нечистый цитировать святую книгу? Сомнительно. А может, он никакой не чудотворец? Просто события сошлись таким образом, что создалось впечатление вмешательства сверхъестественных сил в происходящее. Нужно бы навестить отца Владимира и расспросить того, что он обо всем этом думает. Хотя и они как бы в ссоре, но настал момент, когда о распрях пора позабыть.
И он отправился в гости к коллеге.
Тут нужно отметить: отец Патрикей проживал в довольно ветхом, под стать своему храму, домике тут же, у церкви. Он уже давненько вдовел, поэтому хозяйство его вела одна пожилая женщина. Жил отец Патрикей весьма скромно, как и подобает богоугодному человеку, даже телевизора не имел.
Доселе он лишь проходил мимо жилища отца Владимира, а теперь постучался в его дверь. Открыла прислуга Фрося. Вначале она оторопела, увидев на пороге старого попика, потом пригласила в дом.
– Пойди, доложи хозяину, что к нему пожаловал отец Патрикей, – сказал священник, – мол, поговорить желает.
Фрося убежала, а отец Патрикей стал осматриваться. Хоромы конкурента неприятно поразили батюшку. Хотя он и ожидал увидеть нечто подобное, однако, узрев в громадной прихожей зеркала солидную мебель и картину в золоченой раме, осуждающе поджал губы.
Ждать пришлось довольно долго, наконец в дверях показался сам хозяин и, поздоровавшись, пригласил отца Патрикея в свой кабинет. Облачен отец Владимир был в темно-зеленую, шелковую, шуршавшую при ходьбе рясу, на груди солидно поблескивал золотой наперсный крест, темные волнистые волосы приятной глазу волной падали на плечи. Чувствовалось: отец Владимир тщательно прихорашивался перед тем, как выйти.
– Что привело вас в мой дом, отец Патрикей? – поинтересовался он, указывая гостю на глубокое кожаное кресло.
– Поговорить хотел, – неопределенно ответил седовласый батюшка.
– О чем же?
– О бытии нашем скорбном, – все так же невнятно сообщил отец Патрикей. Он не знал, с чего начать. Хозяин, видимо, понял его состояние и не торопил.
– Сейчас насчет чайку распоряжусь, – сказал он и вышел из кабинета.
Отец Патрикей вновь огляделся. Темные корешки книг на застекленных полках; одну стену почти полностью занимает копия картины Иванова «Явление Христа народу»; в углу киот с иконами, пред которыми теплится огонек в синей лампадке. Солидно и со вкусом, ничего не скажешь. Однако в душе отца Патрикея эта роскошь вызвала лишь ожесточение. И когда хозяин вновь возник в кабинете, седенький попик без обиняков задал ему вопрос в лоб:
– Не кажется ли вам, отец Владимир, что в нашем городе объявился диавол?
Хозяин в изумлении выкатил на отца Патрикея воловьи очи и приоткрыл маленький алый ротик.
– Именно диавол! – повторил отец Патрикей, произнося имя нечистого духа на церковно-славянский манер.
– Из чего вы делаете подобное заключение? – наконец произнес хозяин.
– Из имевших место событий. В том числе и произошедших с вами.
– Ну… Э… Я не знаю…
