– А если бы не приперся?
– Кладоискатель-то?.. Все равно бы достала. Это как раз не проблема. Да и креста на нем не было…
– Ты боишься креста?
– Не то чтобы очень. Однако все ж таки опасаюсь. Мешает он.
– Ну а второй, фамилия которого Молчановский. Он же вроде богатый. Чем не муж?
– Это который в своем доме жил? Он – бандит. А у бандита век короток. Сегодня жив, завтра убили. Тоже не подходил. Хотя у него намерения имелись самые серьезные. Вот и поплатился. Туда ему и дорога. Знаешь, сколько на нем человеческих жизней висело? Ого-го! Только он мальчишку моего маленько покалечил. Пальчики ему пообрубал. Ну, да ладно. Что тебя, юноша, еще интересует?
– Можно ли избавиться от твоей опеки? – напрямик спросил Жюль Верн.
– Ой, какой быстрый! – засмеялась баронесса. – Все знать хочешь. Нет, добрый молодец, этого я тебе сказать не могу.
– Значит, все-таки можно, если говорить боишься?
– Но зачем избавляться от моей опеки, как ты выразился? Я же Вере только добра желаю. Выйдет за богатого да родовитого, как сыр в масле кататься будет. Чем ее этот Павел Борисович не устраивает? Не понимаю! Красивый, непьющий… Карьеру вон как споро делает. И ее уже облагодетельствовать успел. Чин немедленно предложил. Газетой руководить наша Вера будет. Когда бы еще она до подобной должности доросла? Да никогда! Так бы и читала полосы до скончания своего. И мужа бы ей никто не послал. Осталась бы вековушей. А так я ее в люди выведу.
– Вас ведь величают Амалией фон Торн? – неожиданно перевел разговор молодой человек.
– Несомненно.
– А можно вас увидеть?
– Отчего же нет. Покажусь, раз узреть желаешь. Мой час еще не закончился.
– Ваш час? То есть вы хотите сказать, что можете являться не в любое время?
– Несомненно. Я могу являться людям только в определенное время. До первых петухов.
– До первых петухов – это до какого же часа?
– Ничего-то вы, нынешние, не знаете. Первые петухи поют сразу после полуночи. Вот как кочет заголосит, так мой час, час мертвецов, и кончается.
– А днем вы являться не можете?
– Увы. Не все мне подвластно.
– И разговоры вести Вериными устами не можете?
– При свете дня она сама себе госпожа.
– Понятно. Ну, так явитесь.
– Зри, коли желаешь.
И тут Жюль Верн увидел подлинное лицо своей собеседницы. Описывать ее нет смысла, поскольку читатель давно знаком с обликом Амалии, однако внешний вид баронессы фон Торн произвел на Жюля Верна значительно более сильное впечатление, чем разговор с ней. Нужно прямо сказать: до тех пор молодой человек так до конца и не верил, что ведет беседу с призраком. Жюлю Верну казалось: это Вера морочит ему голову. Каким уж образом – с помощью чревовещания, а то и телепатии, – оставалось загадкой, но полной уверенности в подлинности происходящего у него не было. И вот теперь…
– Ну, как, хороша я? – самодовольно поинтересовалась баронесса.
Жюль Верн еще раз взглянул на роскошные волнистые волосы, на сверкающие в полумраке глаза. Ему оставалось только согласиться.
– Есть на что посмотреть. Согласись!
В голосе Амалии, несмотря на игривый тон, звучала легкая грусть.
– Были когда-то и мы рысаками… – пропела она. – Да уж чего вспоминать. Все в прошлом.
На этот раз Жюль Верн почувствовал: баронесса что-то недоговаривает.
– Ну, все, – неожиданно произнесла она. – Поют петухи, и мне пора.
Жюль Верн не услышал никаких петухов, однако лицо и фигура баронессы вначале превратились в очертания, а затем совсем пропали.
Вера встрепенулась. Лицо ее вновь ожило. Первым делом она налила себе в бокал вина и залпом его выпила. Заливавшая ее ранее смертельная бледность сменилась привычным розоватым оттенком кожи.
– Ушла, – скорее констатировала, чем спросила она.
– Ага, – подтвердил Жюль Верн.
– И что она тебе рассказывала?
– Да так… Разное.
– Я все слышала, – хмыкнув, произнесла Вера. – Только сказать ничего не могла. Будто льдом сковало. А ведь ты не верил в ее существование до тех пор, пока она не появилась.
– Не верил. Просто до этого часа общаться с духами мне не приходилось.
– Вот и пообщался.
– Но если ты все слышала, то, наверное, запомнила ее слова?
– Где она утверждает, что я сама во всем виновата? Да уж, запомнила. Сама, говорит, попросила. Верно, попросила! Но я не знала, что так получится. А по-честному, и не верила во все эти заклинания.
– Если не верила, зачем же пошла ночью на кладбище?
– Ах, оставь! Все тебе объясни, все разжуй! А если это произошло помимо моего желания?
– Думаешь, она заставила тебя вызвать ее?
– Кто знает. Только то, что случилось, обратного хода не имеет. Значит, мне суждено следовать ее воле. Суждено выйти за Павла Борисовича. Деваться-то некуда.
– А ведь я спросил: можно ли избавиться от ее опеки?
– Я слышала.
– Она ушла от ответа. Значит, все-таки можно.
– Ну, не знаю…
– А ты помнишь, с чего все началось?
– С ненастья. Я не могла уснуть, лежала, закрыв глаза. Думала о разном…
– О замужестве?
– Типа того. В стекла барабанил дождь, в стену стучало дерево, и вдруг я вспомнила рассказы Катюшки Бурдымагиной. О том, что можно попросить мертвую Амалию… Но только просить нужно ночью и в бурю. Погода была самая подходящая. Я надела резиновые сапоги, набросила плащ-палатку, взяла фонарь и пошла… В подобном одеянии я, наверное, и сама выглядела как привидение.
– Ну, ты даешь!
– А потом я узнала: время для контакта с мертвецами оказалось самым подходящим. День святого – как там его? – святого Ерофея. Так что мне повезло, – грустно рассмеялась Вера.
– А рассказала тебе, говоришь, некая Катька?
– Да. Бурдымагина. А ей бабка. Я эти байки слышала еще в детстве.
– А где эта Бурдымагина сейчас?
– Переехала куда-то.
– Но она в городе?
– Да кто ж ее знает. Я эту Катьку уже лет шесть не встречала. А почему ты интересуешься?
– Если она знала, как налаживают контакт с духами, то, возможно, знает, как этот контакт прервать.
– Может, и знает. Да где же ее теперь отыщешь?
– Это-то как раз проще простого. Существует справочная служба.
– Хорошо. Допустим, ты узнаешь, где она сейчас живет.
– Не «ты», а мы.
– Ладно, мы. Придем к ней, и я скажу: «Так и так, Катюша. Я тут попала в объятия нечисти. Помоги освободиться». А она ответит: «Вы чего, ребята, с ума, что ли, съехали? Из Липок сбежали?» Тут она будет права. В Липках я уже побывала. «Ничего, – скажет, – я не знаю, ничего не ведаю. Бывайте здоровы». И
