Евгений Адеев
Гремлин
То утро помню, как сейчас - пятница, что-то в районе половины десятого. Мы как раз вылезли из палатки, чтобы успеть до обеда подмести в 'консерватории' с черного хода то, что не успели выгрести другие команды с поваром Жоржем у нас имелась на этот счет особая договоренность - и задержались посмотреть, как Ленка заводит 'Скат' на посадку.
Не помню точно, что меня отвлекло - кто-то что-то сказал, или просто развязался шнурок, но когда я вновь взглянул на небо, 'Скат' уже отвесно падал на полосу, завалившись на крыло. Удара мы почему-то не слышали, и в первый момент до нас просто не дошло. И лишь когда увидели столб дыма над ангарами и нашего тренера Петровича, со всех ног мчавшегося к полосе в одних трусах и болтающейся на шее маске для подводного плавания, вдруг разом поняли: случилось несчастье. И кинулись следом.
По дороге нас обогнали машина техслужбы и джип Гарковена с болтающейся в кузове стойкой радиосвязи. В спину дышали двое ребят из 'Крыльев', по всему полю мелькали бегущие от палаток фигурки.
Когда мы добежали, на полосе уже во всю орудовали пеногасителями две пожарные машины, аварийная команда в термоустойчивых костюмах возилась с покореженным фонарем, рядом с носилками наизготовку дожидалась бригада медиков. Петрович кинулся было туда, но не добежал - жарило так, что уже метров за двадцать трещали волосы. Похоже, при ударе рванули топливные танки - на полполосы растеклась лужа жидкого огня, композитное покрытие пузырило, как масло на сковороде.
Это покажется странным, но тогда мы просто стояли и смотрели, как спасатели извлекают из развороченного фонаря то, что осталось от Ленки. Случившееся просто не укладывалось в голове. Все мы в жизни бились, порою крепко - но не так. Тем более, что Ленка 'кээмэс', краса и гордость команды, и вылет- то всего лишь тренировочный... Гарковен что-то орал в мегафон, вокруг суетилась масса народу, а у меня в голове назойливо крутилась дурацкая мысль, что без Ленки места в полуфинальном зачете нам не видать, как своих ушей без зеркала...
Машина медслужбы, надрываясь сиреной вырулила с полосы, увозя к служебным куполам то, что еще несколько минут назад было лучшим пилотом нашего аэроклуба, я услышал, как за спиной всхлипнула девчонка из 'Крыльев' и только тогда осознание трагедии обрушилось всей тяжестью, будто это меня, а не Ленку вдребезги разнесло о равнодушный композит полосы... Солнечное утро потемнело, вдруг накатило тяжкое отупение. К нам подходили ребята из других команд, что-то говорили - я не слышал, потому что вдруг с ужасающей ясностью понял - Ленки больше нет.
Пошатываясь, подошел Петрович - дурацкая маска все еще болталась на шее, за прошедшие десять минут он успел полностью высохнуть. Мы как по команде подались к нему, сгрудившись вокруг, будто перепуганные щенки...
– Идите в палатки, ребята... - только и сказал он, и голос нашего тренера, всегда звучавший для нас Гласом Божьим вдруг оказался тонким и хрупким, как пергамент.
И мы пошли. Мимо опять пронесся джип Гарковена - стекла его хамелеонов на миг сверкнули в нашу сторону, и мне почему-то стало не по себе.
Море дышало вечерней влагой, вдребезги расшибаясь о прибрежную гальку. Фиолетовое небо было чистым-чистым, без привычных росчерков инверсионных следов - полеты пока прикрыли, в ангарах команды техников по винтикам перебирали все машины на предмет скрытых неполадок. В отдельном боксе спешно собранная комиссия по кусочкам изучала то, что осталось от ленкиного 'Ската'.
Шурша кроссовками я спустился с откоса на берег - к темному силуэту Янки на фоне закатной дорожки.
Пахло йодом и степью.
– Есть остров на том океане, - не оборачиваясь, сказала Янка, пустынный и мрачный гранит... На острове том есть могила, а в ней император зарыт...
– К чему ты это? - спросил я.
– Вспомнилось, - она села прямо на мокрый валун, опустив босые ноги в воду. - Есть такое стихотворение у Лермонтова. Называется 'Летучий корабль'. О Наполеоне.
Ее кроссовки лежали у самой линии прибоя. Я нагнулся за ними.
– Пойдем. Уже скоро отбой...
– Иди, - Янка зябко ссутулилось, и мне вдруг захотелось обнять ее, согреть. - Я догоню...
Возвращаться без нее я не собирался. Мы все чувствовали себя не лучшим образом, но Яна - лучшая Ленкина подруга. Вслух никто об этом не говорил, но имелись серьезные основания считать, что их отношения были гораздо ближе простой дружбы, и мне вовсе не хотелось, чтобы Янка выкинула какую- нибудь глупость.
Я сел, машинально набрал в кулак мелкой гальки. Гладкие камни оказались неожиданно теплыми по сравнению с вечерней прохладой.
– Петровича жалко, - сказала Янка, не оборачиваясь. - И Еву, наверное, отстранят...
Ева - наш младший тренер. Именно она этим утром вела Ленку с земли.
– Петрович сейчас в куполе, у Гарковена, - сказал я. - Может быть, ему и удастся отстоять Еву. Ведь нарушения техники безопасности не было.
– Юра... Как ты думаешь, нас снимут с соревнований?
Я ее понимал. Ленка значила для Яны слишком много, и сейчас она спасалась единственным доступным способом - пыталась заглушить большую боль меньшей.
– Не знаю... Смотря что скажет комиссия. Там еще какой-то хмырь из Федерации приперся - Гарковен так и стелется, видать, крупная шишка...
Снять нас могли запросто - просто от греха подальше. В Федерации к российским командам отношение особое - почему-то там сложилось мнение, что все сделанное в стране берез и медведей непременно должно рассыпаться на лету. Это при том, что в последних трех авариях фигурировали две 'Сесны' канадская и шведская - и один штатовский 'Бёрд'. Кстати, с зачета сняли только шведов - за грубое нарушение предполетного осмотра.
По мне, так летал я и на том, и на другом. 'Сесна', ничего не скажу, классная машина, верткая, и все равно - надежнее 'Ската', наверное, только 'Кондоры', но это вообще не аппарат для хай-класса - комп на двух турбинах, его просто не заставишь сделать что-нибудь мало-мальски рискованное, автоматика не позволит.
Из лагеря донеслась мелодия отбоя - нечто среднее между 'Хэппи бёздэй ту ю' и 'Широка страна моя родная'.
– Пойдем уже, - я решительно поднялся, подобрал Янкины кроссовки. - А то влетит за нарушение режима.
У нее заметно дрожали руки, когда она завязывала шнурки. Плохой знак медкомиссия запросто забракует. Особенно теперь.
– Они нашли что-нибудь? - спросила Янка, когда мы поднимались на откос.
– Пока ничего не известно, - я накинул ей на плечи свою куртку. - К ангару никого на пушечный выстрел не подпускают. Наверное, гремлинов ловят.
– Кого?
– Гремлинов. Это такой фольклорный элемент, универсальная отмазка. Идем быстрее, а то нарвемся на обход...
Комиссия разобралась на удивление быстро - видимо, их хорошенько пришпорили из Федерации, которой каждый час простоя в соревнованиях вылетал в копеечку. Заключение мы узнали уже на следующее утро, в 'консерватории', когда там объявился осунувшийся после бессонной ночи Петрович. Ева к завтраку так и не вышла, зато нежданно-негаданно нас почтил вниманием президент клуба собственной
