чувственно. А она крепко держа его за шею, притягивала к себе, пока не ощутила сквозь одежду ритмичные удары его плоти и не услышала его стоны.
Оторвавшись от губ Кантона, Каталина подняла на него глаза. Несмотря на то, что Кантон чувствовал ее страстное ответное желание, он давал ей возможность выбора, о чем молчаливо спрашивал глазами, и она выбрала.
— Я не сделаю вам больно, — прошептал он, и Каталина удивилась, как он угадал, что она боится боли.
Пребывая в безмолвных беседах и размышлениях, они уже знали очень многое друг о друге. Впрочем, с момента первой встречи они знали друг о друге все жизненно важное.
Каталина опасалась, что чувства, переполнявшие ее, предадут ее самое, ее тело, все, во что она верила и чем жила. Самое худшее заключалось в том, что она захлебывалась нежностью к этому человеку. Ей хотелось жадно прикасаться к нему, гладить его по лицу, шее, по…
Кантон взял ее на руки и понес на постель, лаская ее тело губами. Рассудок оставил Каталину, она словно растворилась в волшебстве и таинственности его поцелуев.
Марш пытался притушить пламя, бушевавшее в паху, уменьшить грубоватую нежность, которая так долго спала где-то внутри. И он продолжал уговаривать себя: он изливается нежностью отнюдь не потому, что полюбил эту женщину. Он не может любить, он не позволит себе полюбить кого бы то ни было. Он внушал себе, что его нежное отношение к ней есть инструмент обольщения, один из путей самоизлечения от наваждения, которое не отпускало его и могло разрушить его личность.
Почему же он не верит самому себе? Он опустил глаза на Каталину, свою мучительницу, во взгляде которой читалось так много вопросов, на которые ответов у него не было. Это она вернула его к жизни, возродила его давно умершие чувства и желания. После встречи с ней солнце стало светить ярче, свежий ветер бодрил, а звезды ослепительно сверкали.
Марш ощутил невероятный душевный подъем. Душа пела! Острые иголочки удовольствия разбежались по всему телу. Каталина вопросительно улыбалась ему. Изумруды ее глаз сверкали желанием. Радость! Каким еще словом можно назвать неожиданный избыток чувств при виде выражения полного доверия, каким светилось лицо любимой женщины. Марш прижал к себе Каталину, уютно устроившуюся в его объятиях.
Он высвободил свою руку, чтобы можно было расстегнуть сзади пуговки ее платья. Он наполовину был готов к тому, что она рассердится и запротестует, но этого не случилось. Тогда он скользнул рукой под ворот платья и наткнулся на надежную защиту корсета. Его пальцы, пальцы опытного мужчины, неожиданно начали дрожать, как у нетерпеливого зеленого подростка. Да у него просто ничего не выйдет, если она будет сидеть, прижавшись к нему, без всякого смущения, с нескрываемым любопытством глядя на то, что он делает, как будто обнаружила нечто, совершенно не известное ей раньше. В глазах женщины была мягкость и снисхождение, которые Марш никогда раньше не замечал в Ледяной Королеве.
Кантон вновь почувствовал неуверенность. Что если она только глубже войдет в его жизнь? Он не может допустить этого. И она не может.
На минуту он прикрыл глаза, вспоминая, когда последний раз испытывал к кому-нибудь нежность. Очень давно. Люди, которых он любил, умерли. И он просто перестал любить. Но это чувство не имело никакого отношения к Каталине Хилльярд. Он не любил ее. Он не имел права ее любить.
Но когда Кантон снова посмотрел на женщину, сердце у него, кажется, перестало биться. У него перехватило дыхание. Он исступленно хотел ее, даже боялся прикоснуться к ней, опасаясь, что влечение станет привычной, невыносимой потребностью.
Каталина протянула руку и нежно провела пальчиком по его лицу. В этом ее прикосновении было столько зовущей силы. Он был переполнен желанием. Черт с ними, с последствиями!
На этот раз Кантон осторожно, но решительно снял с Каталины платье и углубился в распутывание шнурков на корсете. Неожиданно он почувствовал, что что-то происходит с женщиной, вызывает ее беспокойство. Может, когда-то ее грубо изнасиловали?!
Это предположение вызвало прилив нежности к бедняжке и дикую ярость к тому негодяю, который посмел причинить ей боль, который вселил страх в это прекрасное тело.
Подавляя ярость, он наклонился и мягко успокоил ее губами, едва сдерживая страсть. Каталина не отстранилась, но губы ее дрожали. Тогда Кантон вынул шпильки из ее прически, любуясь, как блестящие волосы скатились по ее обнаженным плечами и спине. Как бы хотелось Маршу знать, о чем думает эта прелестная женщина! Он слегка отстранился от нее, одной рукой поддерживая женщину, другой расстегивая на себе брюки и рубашку. Он почувствовал, как дрожит Каталина, но страха в ее глазах не было. Только ожидание. И надежда? Ему очень хотелось доставить ей удовольствие. Даже не удовольствие… нечто большее… он не мог подобрать точного слова.
А потом он понял, чего хотел. Он хотел бы услышать ее смех. Увидеть ее улыбку. Чтобы она смеялась и улыбалась вместе с ним. И для него.
Марш разделся. Каталина, не отрываясь, смотрела на него. Безмолвная. Недвижная. Марш протянул руку и погладил женщину. Вначале по плечам, потом по спине и наконец по груди. Она задрожала. Вытянув руку, Каталина нежно провела пальчиками по его грубо зарубцевавшемуся шраму. У него внутри все сладко заныло.
— Каталина, — прошептал Марш. — О Каталина.
Она улыбнулась. От этой улыбки сладкая, тянущая боль распространилась по всему телу, и горделиво поднялся мощный знак его мужского достоинства. Кантон бережно уложил ее на подушку, вытянулся рядом и принялся целовать ее грудь. У Каталины было прекрасное молодое тело, нетерпеливо и тревожно вздрагивающее. Рука его ползла от плеч до бедер и дальше — вниз. Ей совсем не нужен корсет, подумал Марш. Кантон никогда не был более осторожен, мягок и нежен, но Каталина продолжала пребывать в неестественной неподвижности. Наконец он почувствовал ответный трепет и понял, что она почти уступила его ласкам. Он понял это по неопределенным, неясным признакам, какими руководствуются все мужчины в отношении своих любимых, но он также знал, что что-то непонятное сдерживает женщину.
Черт! Он был готов убить того, кто вселил в нее боязнь.
Его неожиданная ярость дала о себе знать покалыванием в ладонях, и ему захотелось очистить свой мозг от воспоминаний, а свое тело от незримых следов прикосновений других женщин.
Кэт лежала, затаившись, чуть дыша, скованная своей слабостью. Кантон пробудил в ней желание, но она боялась, как бы оно не сменилось чувством глубокого отвращения.
Но в ней жила не только настороженность. Она переживала таинственное волшебное чувство, неведомое ей раньше. Ей хотелось прикасаться к нему, гладить его, хотелось получить от него все возможное и невозможное. Ей хотелось подарить ему наслаждение. Когда он гладил ее, обжигая своими ладонями, дрожь пробегала по ее телу. И наконец обежав все тело, горячая кровь сосредотачивалась внизу, в сакральном месте.
Марш ласкал губами ее грудь. Его язык кружил по телу и возбуждал нежную кожу. Тело ее ожило, искало и требовало его прикосновений. Рука его скользнула во влажную ложбинку между ног, порождая волны возбуждения, в которых должна была захлебнуться ее холодность, а губы приблизились к ее лицу. Каталина подалась ему навстречу. Страхов больше не было. Она желала и была желанной.
Марш слегка повернулся, и она оказалась в живой клетке. Его возбужденный орган осторожно стучался к ней. Марш боялся причинить ей боль. Он ждал, когда она сама захочет волшебной близости. Каталина чувствовала его напряжение и понимала, каких трудов стоит ему сдерживать свою страсть. Он не хотел грубо воспользоваться ею. Он опять предоставлял ей право выбора.
Раньше никто этого не делал. Каталина почувствовала, как по щекам у нее потекли слезы, впервые за много лет. Она обхватила Марша за торс, понуждая его войти глубоко внутрь ее тела, надеясь обрести в близости нечто не изведанное ею, дающее силы и надежду. Она не была уверена, сможет ли он дать ей желаемое, она даже не знала точно, чего хотела, но чувствовала всеобъемлющее и всепоглощающее желание, противостоять которому невозможно. Взглянув в лицо возлюбленной и увидев слезы, Марш хотел было отстраниться, отпустить ее, но Каталина с силой притягивала его к себе. Отвечая на его немой вопрос, она покачала головой, не в силах вымолвить ни слова от переполнявшего ее чувства признательности.
Осторожно, кончиком языка Марш стер слезы с ее лица. Женщина чувствовала его нетерпение, прекрасно понимая, чего стоила ему его сдержанность и забота о ее душевном комфорте.
