линии могут почти незаметно слиться воедино.
Таким образом, несмотря на вариации формулы, анархизм всегда образовывал сердцевину контркультурной политики. Ярче всего эта тема отражена в субкультуре панков такими рок-группами, как Crass и Black Flag, которые вели откровенно анархистскую пропаганду. Но анархизм не набрал обороты до выхода на сцену знаменитой Sex Pistols. Собственно, именно эта группа взяла анархистские идеи, бытовавшие в субкультуре хиппи, и придала им весьма негативную окраску (черпая вдохновение из огромного океана фрустрации по поводу того, что контркультурный проект 1960-х не дал ощутимых результатов). Поскольку попытки построения нового общества основывались на свободной любви, а коммуны хиппи так позорно развалились, Sex Pistols выдвинула мысль, что, возможно, полезнее будет сосредоточиться на разрушении старого общества. В каком-то смысле ее усилия были направлены на то, чтобы акцентировать внимания на неспособности контркультурного движения создать внятный образ свободного общества.
Главная цель анархизма — исключить из общества элемент принуждения. Вначале это может показаться не такой уж недостижимой задачей. Ведь для чего, собственно, нужно принуждение? Единственная ситуация, когда оно оправдано, это необходимость предотвратить причинение людьми друг другу вреда. Таким образом, надобность в принуждении объясняется только наличием несправедливости. Попросту говоря, плохие люди пытаются обидеть других, и общество не должно позволять им этого. Однако что служит мотивом для этих плохих людей? Обычно дело в том, что они сами пострадали от принуждения или несправедливости. Они воруют потому, что они бедны. Они нападают потому, что сами подвергались нападению. Может быть, все это лишь порочный круг? Вместо того чтобы наказывать этих людей, сохраняя этот порочный круг, возможно, лучше обратить внимание на скрытые причины их злобности? Благодаря улучшенному образованию, более эффективной социализации и ликвидации социальной несправедливости должна будет отпасть необходимость в принудительных мерах со стороны государства.
Что неправильно в этой идее? «Реалисты», как обычно, будут высмеивать этот воздушный замок, утопическую фантазию. Как сказал Иммануил Кант, «из такого кривого полена, как человек, ничего прямого не выстругаешь». Всегда будут существовать злые люди, творящие плохие дела. Судя по всему, теоретики контркультуры отрицают реальность зла. Все они — сердобольные радетели за общее благо. Покажи им совершенно безнравственного преступника, и они объяснят его порочность трудным детством. Они слишком чувствительны, чтобы посмотреть правде в лицо: некоторые люди уже рождаются порочными, и их нужно контролировать или останавливать. (Противостояние между этими двумя воззрениями наглядно выразилось в попытке режиссера Оливера Стоуна — ярого приверженца контркультуры — переработать сценарий фильма «Прирожденные убийцы», написанный Квентином Тарантино.)
Вот почему и сегодня члены республиканской партии США, обличая врагов Америки как зло, доходят до смешного. Им представляется при этом, что они наносят удар по контркультуре, которая, по их мнению, отрицает реальность зла. (Как обычно, в американской политике доминирует стремление продолжить битвы 1960-х годов.) Но консерваторы не замечают, что их риторика напрямую подпитывает ту самую контркультуру, которой они так отчаянно противостоят. «Нам нужно проявлять твердость, — твердят эти политики. — Нам нужно применять силу, ибо наш враг есть зло». Получается, что они соглашаются со следующим утверждением: если бы их враги не являли собой зло, то не было бы необходимости в применении силы. Таким образом, напрашивается вывод, что враги, о которых идет речь, на самом деле не олицетворяют силы зла, они всего лишь не поняты. И, стало быть, нет необходимости в принуждении! Получается, что недовольство консерваторов служит тем самым идеям контркультуры, которым они так стараются противостоять.
Но обе стороны, участвующие в этих дебатах, не задумываются, что принуждение может быть необходимым даже при отсутствии зла. У абсолютно свободных и равных индивидов зачастую имеется стимул для внедрения обязательных правил поведения, которые будут определять их взаимодействие друг с другом. Так что существование принуждения в обществе отнюдь не всегда является знаком чьего-то доминирования, потребности в противостоянии злу или того, что одна группа людей навязывает свою волю другой. Всем бывает лучше, когда каждый человек руководствуется сводом обязательных правил. В самом деле, когда люди получают возможность поступать по личному усмотрению, они склонны создавать собственные правила и разрабатывать новый социальный порядок, со своей системой наказаний и поощрений. Они поступают так потому, что внедрение системы правил служит интересам как отдельного человека, так и общества в целом.
Этот урок мог быть усвоен еще со времен экспериментов с коммунами в 1960-х. Почти все они создавались в целях создания гармоничного жизненного пространства, в основе которого будут взаимопомощь и кооперация. Считалось, что поскольку каждый человек будет радеть за успех проекта, то нет причин для введения четких правил и установлений. Все может быть организовано неформально: люди будут с энтузиазмом выполнять необходимую работу, беря себе лишь справедливо заработанную долю и не более того. Однако в реальности дело обстояло совсем не так. Независимо от того, какие благие цели преследовались при создании коммун, абсолютно открытая система привела к неизбежным конфликтам. В результате люди, желавшие, чтобы группа функционировала нормально, начали придумывать правила. И эти правила нужно было внедрять. Другими словами, коммуна либо грозила развалиться, либо начинала репродуцировать черты того самого общества мейнстрима, от которого ее жители пытались уйти.
Их главная ошибка заключалась в следующем: они полагали, что поскольку у группы людей существует коллективный интерес в достижении определенной цели, каждый отдельный представитель коммуны также будет стремиться делать то, что необходимо для ее достижения. Им казалось естественным, что раз вся коммуна нуждается в пище и крове, ее члены будут спонтанно делать все для достижения этих необходимых благ. У этого предположения был существенный недостаток: оказалось, что побуждения отдельных людей зачастую идут вразрез с идеей достижения общего блага. В частности, поскольку все люди в меру ленивы, они склонны не спешить приниматься за какую-либо работу в надежде, что придет кто-то другой и сделает ее. Каждый, кто жил в общежитии, знает, как это бывает. Зачем самому кидаться мыть посуду, если кому-нибудь другому, может надоесть эта груда грязных тарелок и он захочет разделаться с ней? Зачем покупать новый пакет молока — может быть кто-то другой захочет сходить в магазин? Зачем подметать лестницу и т. д.?
Разумеется, если все будут размышлять таким образом, то посуда так и останется грязной, молоко — некупленным, а лестница — неподметенной. Фактически совместная жизнь с товарищами по комнате превращается в нечто вроде состязания, когда все ждут, кто первым не выдержит и наведет порядок. Человек с наибольшей терпимостью к грязи имеет преимущество, и обычно ему удается сделать меньше других. Даже при этом степень чистоты в жилище обычно ниже, чем хотелось бы каждому из соседствующих, включая самых терпимых к грязи. Проблема состоит в том, что при отсутствии правил ни у кого нет стимула прикладывать оптимальное количество усилий для поддержания чистоты.
Ситуации такого рода известны как «проблемы коллективных действий», т. е. когда всем хотелось бы видеть определенный результат, но ни у кого нет стимула делать то, что необходимо для его достижения. Самый известный пример — это уже ставшая знаменитой «дилемма арестанта». Название взято из истории, которая иллюстрирует ситуацию: представьте, что вы и ваш друг грабите банк. Полиция знает, что это сделали вы, но у них нет достаточных улик, чтобы обвинить вас. Однако им известно, что вы балуетесь наркотиками, и при обыске вашей квартиры они обнаруживают улики, которых достаточно, чтобы вас и вашего друга обвинили в хранении наркотиков. Они отвозят вас в участок и сажают в разные комнаты для допросов. Через некоторое время заходит полицейский и говорит: «Тебе светит год тюрьмы за хранение наркоты. Но мы разумные люди. Если ты согласишься свидетельствовать против твоего сообщника в ограблении банка, то мы, так и быть, снимем с тебя обвинения. Поразмысли об этом несколько минут. Я скоро вернусь».
Первоначально предложение выглядит довольно привлекательным. Поскольку по закону вы обладаете привилегией не свидетельствовать против самого себя, ваши показания против партнера по ограблению банка не могут быть использованы против вас. Так что если вы дадите показания, то есть шанс, что вам удастся выйти сухим из воды. Конечно, вы подозреваете, что во второй комнате полицейские делают точно такое же предложение вашему другу. Но даже если он и дает показания против вас, вам все равно будет лучше, если вы дадите показания против него. Так вам придется отсидеть срок только за грабеж и вы
