Государственной Коллегии иностранных дел переводческого отделения, о посылке студентов в чужие край и о заведении в округе Казанского Университета училищ для восточных языков'. 'По елику студенты сии учение свое совершают на казенном иждивении для пользы службы по иностранной части, то Коллегия, желающих из них определиться к другим делам или выйти в отставку, увольнять не должна прежде выслуги по крайней мере шести лет в переводческой должности, дабы между тем другие могли приготовиться к сему служению и никогда не было бы недостатку в переводчиках для какого-либо языка'.
Но главной заботой Будберга была внешняя политика России в условиях смертельной угрозы, которая явственно витала над страной, вызванная захватнической политикой Наполеона. В это время Александр I, вопреки возражениям своего министра, отправляется па свидание с Наполеоном в Тильзит. Не было сделано соответствующих выводов после провала переговоров Убри во Франции. Характерно, что в переговорах о мире в июне 1807 г. Будберг, по желанию Наполеона, участия не принимал. Тильзитский мир был заключен 25 июня. Россия соглашалась на создание герцогства Варшавского и присоединялась к Континентальной блокаде. Был подписан русско-французский трактат о наступательном и оборонительном союзе. Стороны обязывались вести совместные действия в войне против любой европейской державы.
За тилъзитскими переговорами внимательно следила императрица Мария Федоровна; информацию о них регулярно получала от полномочного представителя России на мирных переговорах в Тильзите действительного тайного советника Куракина. Последний, активный сторонник заключения мира с Францией, 3 июня 1807 г. сообщал императрице-матери, что Будберг является 'единственным человеком, настаивающим на продолжении войны'.
Будберг, возвращаясь вместе с Александром I из Тильзита через Ригу, подал в знак протеста против заключенного союза с Наполеоном просьбу об отставке, которую получил только 12 февраля 1808 г. Действительно, тильзитские переговоры были с недовольством встречены и в России. Присоединение страны к континентальной блокаде нанесло ощутимый ущерб русской торговле. Временный французский посол в Петербурге Савари уже после переговоров заявил, что 'Будберг весь наш со времен Тильзита'. При этом Савари исходил, по-видимому, из того, что Будберг был награжден орденом Почетного легиона. Но уже две недели спустя, 28 августа 1807 г., он понял свою ошибку: 'Будберг просил об отставке, которую император принял. Это небольшая потеря'.
Вообще-то особых талантов 'по дипломатической части' у барона действительно не было. Опытный дипломат граф Нессельроде на закате своей долгой карьеры вспоминал: 'Генерал был премилый человек, болезненный, ума не слитком возвышенного', совсем 'не созданный для места министра на которое попал'. Еще более нелицеприятно отзывался о Будберге великий князь Николай Михайлович; он считал его 'малообразованным, устаревшим человеком', который не мог оставаться во главе русской дипломатии.
Не лучше отзывался о Будберге и Вигель: 'Этот Будберг был, кажется, лицо совсем без физиономии. При воспитании Александра находился он в числе наставников... Потом еще при Екатерине был назначен посланником в Стокгольм и там ничего не умел сделать... В 1806 г. дали ему название министра иностранных дел... Трудно определенно сказать что-нибудь на счет характера такого человека, который сквозь столь важные места и события прошел невидимкой...'
Н.П. Румянцев
Он не просто увлекался коллекционированием, а, судя по его духовной эволюции, пришел к этому занятию, выработав определенный взгляд на место культуры в обществе и государстве. На фронтоне его музея бронзовыми буквами была сделана надпись: 'От государственного канцлера графа Румянцева на благое просвещение', а над бюстом по латыни - 'non solum armis' (не только оружием). Речь идет о Николае Петровиче Румянцеве.
Он родился в 1754 году, получил прекрасное домашнее образование, затем по желанию императрицы Екатерины II обучался за границей. В 19 лет был пожалован камер-юнкером Высочайшего двора, затем назначен посланником во Франкфурт-на-Майне, где пробыл около 15 лет. В августе 1801 года Румянцев был назначен членом Государственного совета, а затем получил должность директора Департамента водных коммуникаций, которым управлял до апреля 1809 года. С учреждением в 1802 году министерств Румянцев одновременно был назначен министром коммерции и оставался на этой должности вплоть до упразднения Министерства в июне 1811 года и передачи дел в ведение Департамента внешней торговли Министерства финансов.
Румянцев уделял внимание развитию экспорта российских товаров, торговле по Закавказскому побережью. При нем было положено начало производству сахара из сахарной свеклы: в Тульской губернии был построен первый завод. 24 февраля 1808 г. указом Александра I Румянцев был назначен министром иностранных дел с оставлением за ним должности министра коммерции.
По своим политическим взглядам Николай Петрович был известен как приверженец союза России с Францией. Еще в 1805 году, после сражения при Аустерлице, он высказывался против разрыва с Францией, настойчиво советуя 'беречь силы России для собственных ее ближайших целей'. Придерживаясь линии на сохранение отношений с Францией, Румянцев предвидел, однако, что рано или поздно Франция с ее союзниками объявит войну России.
Впервые в качестве министра иностранных дел на международной арене Румянцев заявил о себе в русско-французских переговорах по вопросу о разделе Турецкой империи, в которые внес некоторую долю собственных воззрений на задачи русской внешней политики на Ближнем Востоке. Не случайно многие современники считали, что он хотел выполнить на Востоке заветы своего отца - генерал-фельдмаршала Румянцева. Настойчивость Николая Петровича в отстаивании плана передачи проливов и Константинополя России французский посол в Санкт-Петербурге Коленкур объяснял тем, что он держит в своих руках не только пост министра иностранных дел, но и коммерции, и последняя должность побуждает его усиленно заботиться о русской торговле на Черном море, которая не может считаться обеспеченной без русского контроля над проливами. Петербургские переговоры закончились провалом, так как русское правительство не без оснований увидело во французских предложениях лишь стремление Наполеона облегчить завоевания на западе Европы путем отвлечения сил Англии и России на Восток.
Осенью 1808 года Румянцев сопровождал Александра I в Эрфурт на свидание с Наполеоном, где вел переговоры с министром иностранных дел Франции Шампаньи. Результатом встречи двух императоров стала подписанная министрами 12 октября и в тот же день ратифицированная монархами секретная конвенция. Она была заключена сроком на 10 лет и подтверждала возобновление союза, заключенного Францией и Россией в Тильзите. В октябре 1808 года Румянцев выехал в Париж с полномочием Александра I на заключение мирного договора с Англией, которая, однако, от переговоров отказалась. После того как шведский король Густав IV отклонил требования о разрыве с Англией и присоединении к континентальной блокаде, русские войска, согласно условиям Тильзитского договора, вступили в Финляндию. 28 марта русское правительство объявило о присоединении Финляндии и приняло ряд мер, ставивших ее в особое положение, а спустя месяц жителям Финляндии было направлено обращение Румянцева, в котором разъяснялось, что финляндское дворянство и офицерство не понесут никаких убытков вследствие присоединения Финляндии к России, что это присоединение даст торговцам и ремесленникам возможность увеличить свои доходы. Опровергались слухи о закрепощении крестьян.
В марте 1809 года император и Румянцев присутствовали на открытии финляндского сейма в Борго, где обсуждались вопросы о создании вооруженных сил Финляндии, о податях, о монетной системе, о назначении членов в Правительственный совет. 29 марта состоялась присяга сословий и оглашение грамоты Александра I о сохранении древних установлений и религии жителей Финляндии.
В августе 1809 года Румянцев вел переговоры со шведским уполномоченным Стедингом, результатом которых стал подписанный 17 сентября Фридрихсгамский мирный договор, завершивший русско-шведскую войну 1808-1809 годов. Согласно договору, вся Финляндия, включая Аландские острова, отходила к России. Оценивая участие Румянцева в переговорах со Швецией, Александр I писал: 'Невозможно было вести переговоры с большим талантом и мудростью. Россия обязана Вам признательностью'.