Начальник полярной станции П. Буйко. На остров Врангеля
Сразу же после моря Лаптевых остров Врангеля начал фигурировать в разговорах челюскинцев.
На заседании, созванном в эти дни. обсуждали вопрос о выгрузке имущества, идущего на станцию и факторию, и о возведении построек.
Все это детально продумывалось с осторожностью, понятной в таком ответственном деле.
На сколько километров мы сумеем приблизиться к острову? Есть ли у берега вода и не затягивает ли ее салом и шугой ввиду позднего времени года? На чем возить груз? Шлюпки и карбасы могут пострадать при столкновении с молодым льдом или шугой.
Предлагалось поэтому в первую очередь выгружать на плотах лес и уголь и буксировать плоты моторными катерами с крепкой обшивкой, которые имелись на судне.
Были расставлены люди по моторам и по погрузке. Была определена очередность стройки — дом, рация, склад, собачник; были расставлены плотники, печники.
План, хорошо продуманный, был принят единогласно. [131]
В верхней кают-компании говорили тоже об острове Врангеля.
Отто Юльевич сидел в конце стола, сжимая бороду в кулак, и задавал сидящим за столом научным работникам острова Врангеля не всегда простые вопросы.
Он прощупывал подробно календарные планы работ, которые каждый зимовщик должен был разработать на два года зимовки. [132]
Заседание это длилось три дня. Планы уточнялись максимально. Они начинали становиться живыми и действенными.
Между тем корабль бился, именно бился, продвигаясь к востоку.
Все дольше и дольше засиживался Владимир Иванович Воронин в бочке на марсе, прозванной «вороньим гнездом», с высоты фок-мачты ища биноклем синие ниточки майн, по которым прокладывал себе дорогу «Челюскин».
Все чаще и чаще дорогу преграждали увесистые быковатые льды другой, более крепкой породы, чем были в пройденных морях.
Но Владимир Иванович не сдавался, и «Челюскин» скулами расталкивал студень шуги и форштевнем, как клином, врезался в ледяные поля.
Шмидт не сходит с мостика, руки его в карманах нерпичьего полушубка, из-под кепки зорко шарят по горизонту глаза.
Он наружно спокоен. Но и его тревожит темп продвижения.
В машине — горячка. Люди носятся от регулятора к регулятору — замучили переменами хода. По что делать! Такова их работа в ледовом походе. Чистая вода — полный ход вперед, плавающий лед — средний, а то и малый. Пробить перемычку — полный ход вперед, малый — назад, полный — вперед, и так по нескольку десятков раз.
К 15 сентября выбились к мысу Биллингса. Тяжелый лед, ропаки. Остановились у небольшой веселой, солнечной майны. Бабушкин готовится к разведке. Прекрасное утро. На горизонте появляется звучная стальная птица. Снизилась, села на майну — «П-4».
Куканов (пилот) и Красинский (начальник летной группы) протискиваются по борту среди высыпавших им навстречу челюскинцев.
Они прибыли по телеграмме Отто Юльевича с мыса Северного.
Через несколько времени меня вызывают к Шмидту.
— Думаете слетать на остров Врангеля?
— Необходимо было бы, Отто Юльевич.
— Тогда собирайтесь, пойдем с Кукановым.
Надеваю валенки, полушубок, хватаю шапку, карту острова Врангеля, и я готов. Садимся в моторку и плывем к самолету. Тут произошел маленький инцидент: к трем прилетевшим на самолете прибавилось еще трое, и, когда пошли на взлет, не смогли оторваться. Моторы отработали свой срок и не давали должного количества оборотов.
Минут 15–20 мы возились с выкачкой воды из поплавков, которые от ударов о льды кое-где протекали, но следующая попытка взлететь тоже не дала результатов. [133]
Тогда Куканов остановил машину и сказал Отто Юльевичу:
— Необходимо снять человека, ящик лимонов и банку бензина.
Иван Александрович Копусов обратился ко мне:
— Может быть, ты не особенно хочешь лететь?
Но я уперся.
Тогда Отто Юльевич предложил сойти Копусову. Инцидент был исчерпан. Копусов пересел на подплывшую моторку, захватив лишний груз, и мы взметнулись в воздух.
Я только мельком успел взглянуть на корабль, на дым из трубы, на горизонт, покрытый снегом и льдом.
Потом все исчезло. Вижу, как рябью дрожит пропеллер правого мотора, как ровно и медленно отмеряет крыло поля льдов. Вижу бесконечные белые простыни кое-где с тенями от ропаков, с полосками разводий и пятнами майн. Однообразие пейзажа приедается. Я сажусь в плетеное кресло у красного бензинового бака и ставлю ноги на лежащий рядом якорь. Рядом со мной дремлет в кресле бортмеханик Шадрин.
Шмидт сидит рядом с пилотом впереди. Красинский — в передней кабинке. Смотрю в окно: лед сплошной и майн гораздо меньше. Просыпается бортмеханик, достает хлеб, масло. Ест. Рукой показывает вперед.
В тумане — впереди гряда горных кряжей. Мы идем прямо в туман. Он лежит внизу белыми хлопьями ваты. Направо — солнце. Шадрин достает карту. Говорить трудно: шум моторов оглушает. Он показывает пальцем по карте. Бухта Сомнительная, бухта Роджерса.
Ближе к острову Врангеля больше воды, в окнах тумана она блестит вороненой сталью.
Наконец самолет начинает снижаться. В просветах чуть мелькнули полоски песчаной косы, уходящей в воду. Показались скалистые головы сопок. Забираем опять вверх. Шадрин кричит на ухо:
— Это была бухта Сомнительная, а нам надо к бухте Роджерса, там станция.
Идем вдоль берега к востоку. Слева — горы, опоясанные туманом.
Дальше видимость лучше, и у бухты Роджерса последние клочки: предательской туманной ваты пропадают. Виражи перед посадкой отличаются сильным креном, при котором инстинктивно упираешься руками в стены. В окне вертится увеличенный план бухты Роджерса.
Удар о воду ощутим, как прыжок с крыши одноэтажного дома. [134]
И вот мы уже рулим к косе, на которой стоят станционные постройки, выстроившиеся в шеренгу.
К самолету подбегают люди: т. Власова — жена начальника острова, радист, переброшенный сюда Кукановым, стройный латыш Страутман и двое эскимосов.
По доске, перекинутой с берега на поплавки самолета, сходим на землю.
Власова и Страутман ведут нас в дом станции.
Красинский и Куканов как старые знакомые начинают хозяйничать и с помощью Власовой из яичного порошка готовят омлет. Мы с Отто Юльевичем выходим наружу и осматриваем постройки.
На пригорке, повыше станции, стоят временные палатки эскимосов. Они прибыли сюда в ожидании парохода. Во всем видна подготовка к его приходу.
Сложенные пирамиды моржового клыка, мамонтовых перекрученных бивней, развешенные повсюду шкуры медведей, живые медвежата в специальном сарае — все это готово к погрузке на пароход. Песцы уже раньше были перевезены самолетом на факторию мыса Северного.
Помещение бани в полузапущенном состоянии. Рация имеет моторы и оборудование, но из-за неисправности их не работает. Страутман налаживает радио в жилом доме.
Жилой дом требует большого ремонта. Но даже беглый осмотр показал нам, что хозяйский глаз на станции есть.
