O lacrimarum fons, tenero sacros
Ducentium ortus ex animo! quater
Felix! in imo qui latentem
Pectore te, pia nympha, sensit[5].
Gray, Poemata Нет, злобою людской и мраком гробовым Надежд похищенных ничто не заменяет, Когда под гибельным дыханьем роковым И мыслей гаснет огнь, и сердце увядает! Тогда не только роз слетает цвет с ланит, Но самая душа, лишась очарованья, Теряет свежесть чувств, и всё ее томит В пустыне бытия тоской воспоминанья. Тогда враждебный вихрь страдальцев жалких сих, Не исчезающих под яростью волненья, В пучину грозную влечет пороков злых Или бросает их на камни преступленья[6]. Гроза свирепствует, ревут громады волн; Не блещут в очи им отрадные светилы… Уж нет кормы, уже в щепы разбит их челн, И бездна залила их сердцу берег милый! Тогда несчастного объемлет душу хлад, Как смерти страшное и мразное дыханье… Ах! жизнь без прелести и сладостных отрад — Без дружбы и любви – одно лишь наказанье! Тогда бесчувственны к страданьям мы чужим; Нет страсти ни к чему в душе осиротелой. Блеснет ли взор чела под сумраком густым? То блеск слезы… но блеск слезы оледенелой! Появится ль порой улыбка на устах? Так метеор во тьме могилу озаряет; Так плющ, виющийся на башенных стенах, Зубцы их ветхие гирляндами венчает. «О башня! ты крепка», – прохожий говорит. И правда, всё на ней снаружи зеленеет; Внутри ж, под камнями, ужасный змей лежит, Всё развалилося, всё мрачно и всё тлеет. Ах! если бы я мог по-прежнему питать Чувствительности огнь в груди моей застылой! По-прежнему любить…[7] иль слезы проливать!.. Тогда бы на пути сей жизни, мне постылой, Отраден сердцу был и мутных слез ручей!.. Мои душевные потери невозвратны, Я знаю; но в степи, где свежих нет ключей, И воды горькие для путника приятны![8] СЛЕЗЫ Я зрел, как из твоих пленительных очей Посыпался как град кипящих слез ручей; И сим слезам я был причиной сокровенной! О дева милая! о друг мой несравненный! Ты плакала!.. увы! как выразить, что я Почувствовал тогда в груди моей пронзенной? О, каждая слеза твоя, Как капля нефти воспаленной, По манью тайному какого-то жезла Мне в сердце падала и сердце страшно жгла! В волненьи чувств моих, отчаянный, смятенный, Хотел к твоим я броситься ногам, Прижать тебя к груди, к пылающим устам И вымолить себе отрадное прощенье, Или у ног твоих, в страданьях и томленье, Окончить жизнь – отдать тебе последний вздох; Но в буре чувств моих я быстро изнемог! Слеза горячая повисла на реснице — И я тебе, души моей царице, На горькие твои источники тоски, Забывшись, отвечал пожатьем лишь руки
