знаю, о чем они думали, но посещение города Чарующих будоражило их. Рик разглядывал здания, иногда узнавая стиль того или иного ремесленника и сообщая об этом, также он приглядывался к прохожим. На углу широкой улицы стоял оборванный юноша и изменял вид не нравящегося ему здания. Оно вспучилось, словно кипящий деготь, и завалилось в сторону, придавив буйствующую парочку одурманенных демонов. В Эр-ту-Аре все подчинялось воле Чарующих, они могли стереть его, скомкать, как неудачный рисунок, а потом воссоздать заново. Сами они умирали и воскресали внутри него, изощряясь, кто как мог. Единственное, чего они боялись, это скука. Триэр, как обычно, хмурился и разминал лист вайна. Думаю, он с удовольствием покинул бы Эр-ту-Ар немедленно.
— Здесь можно все, — шепнул проехавший в крытой повозке мужчина, лица которого я не рассмотрела.
— Не думаю, — хмыкнул Рик, и идущие спереди две Чарующие хихикнули.
— Пошли вон, — приказала я, и их словно ветром сдуло — никто не собирался злить меня без меры.
Рядом пронеслись трое горожан, поливающих себя вином, они гнались за стройной колдуньей, которая на ходу меняла облик с морщинистой старухи до девочки-подростка. Ее кожа вся была покрыта татуировками.
— Слушай, Ра, а ты когда-нибудь надевала платье? — глаза человека снова посмеивались надо мной. — Я бы с удовольствием посмотрел, как ты выглядишь в нем. Ведь это неплохая возможность отвлечь внимание врага.
Триэр споткнулся, и мои брови взметнулись вверх — такое происшествие действительно было достойно изумления.
— Человек, я бы посоветовал тебе придержать свои шутки, если хочешь остаться в живых, — усмехнулся он.
— Я предпочитаю убивать врага, а не развлекать его, — завершила я, хмурясь.
Трое встретили нас на подходе к площади, имевшей запущенный вид, — статуи на ней заросли лианами, а кусты давно никто не подстригал, но от этого она лишь выигрывала. Селин мы уже видели, и девушка сидела на камне, глядя на свои голые пятки. Она соединяла в себе противоположности: то была похожа на дитя, то вдруг становилась коварной. Чарующая говорила негромко, но непререкаемо грозно. Ее движения привлекали взгляд, невозможно было понять, чего ожидать от нее в следующий момент, и эта непредсказуемость заинтересовывала. Большие зеленые глаза доверчиво оглядели нас, а потом Селин опустила светловолосую голову, опираясь на украшенную творением Кайриса руку, и улыбнулась.
Рядом с ней стоял мужчина, облаченный в синее, и пил что-то из бокала, который постоянно пополнял бегающий рядом мальчишка. Белые рукава рубашки ослепляли. Он посмотрел на нас, наморщившись, словно от солнца, светящего в лицо. Черты его можно было назвать хищными — брови вразлет, плотно сжатые губы, красивые скулы и хитрые глаза. Потом он поднял бокал. Сапоги его были хорошо начищены, ни следа оружия, ни намека на то, что он когда-то защищался, хотя тело говорило о силе и ловкости. Этот мужчина не боялся никого в своих владениях, от него веяло аурой колдовского могущества, и мне захотелось уйти. И одновременно — остаться, чтобы вызвать его на магический поединок, узнать, кто из нас сильнее.
— С Селин вы уже знакомы, — произнес он густым голосом, в котором слышалось множество отзвуков. — Я Трэмор, а это — Риан. Я рад приветствовать тебя в Эр-ту-Аре, Ра, хоть ты и не жалуешь наши развлечения, — тут он позволил себе понимающую усмешку. — Путь мести не так прост, как кажется, и с прошествием времени он ветвится и видоизменяется. Я зову вас лишь на первый вечер, церемонию встречи, после нее вы можете идти, куда угодно, это место отпустит вас.
Я сдержанно кивнула, удержав при себе все мысли о том, как именно и куда нас отпустит их город. Я ожидала очередной остроты Рика, но, не дождавшись, посмотрела на человека. Он не заметил вопроса, звучащего в повороте головы, как не заметил бы не только намека, но и щелчка пальцами. Он смотрел на Риан. И мне показалось, что больше он ничего не видел вокруг в этот момент, как и она не видела нас черными глазами-безднами, полными боли, тоски и чего-то неизведанного, но смутно знакомого. Длинные темные волосы ниспадали на спину и грудь, подчеркивая мраморную бледность черт. Красивые кисти сложились в знаке приветствия, а губы произвели мелодичный звук, от которого по спине бежали мурашки. Мне показалось, что от стука сердца Рика рухнут колокола с башен Эр-ту-Ара.
— Ра? — спросил Трэмор, предлагая мне руку, от которой я не сумела отказаться, рассеянно глядя на то, как человек принимает такое же предложение от печальной женщины, которая могла бы служить земным воплощением какой-нибудь богини.
Все в ней было совершенно, каждая линия словно выписана лучшим из художников, но вместе с тем она не казалась холодным изваянием — она была живой. Непростительно хороша, таинственная и влекущая. Тех фрагментов тела Риан, что проглядывали сквозь шелк, хватило бы, чтобы сердце любого из мужчин разорвалось от страстного желания быть рядом, подобно цепному псу.
— А ведь тебе хотелось бы попробовать, какова человеческая любовь на вкус, не правда ли, Ра? — прошептал мне в волосы Трэмор, и я вырвала руку, отводя глаза от Чарующей.
Триэр принял приглашение Селин, а братья следовали за мной будто стражи, храня молчание. Но мне показалось, что и их тронула красота Риан, соединенная с неизъяснимой тоской вечного одиночества.
Иногда ты чувствуешь, что от тебя уже ничего не зависит, и нужно просто постоять в тени, ожидая исхода. Это ожидание грызет, словно червь. Менестрели блеяли песни, часто дыша и стараясь ради того, чтобы их поощрили, рекой разливалось вино, и сладковатый дым-дурман поднимался вверх. Здесь не было правил, здесь каждый хотел узнать новое удовольствие, получить чужие эмоции взамен давно утраченных собственных. Трэмор сидел на невысоком троне, погружая пальцы в волосы невзрачной девушки у его ног, другая расположилась у него на коленях и преданно ожидала любых приказаний. Я избегала смотреть на него — хитрые глаза звали меня на бой, а я не собиралась допускать мелкую оплошность, злоупотребление магией, за которой последуют все большие. И все-таки мне хотелось встать и ударить его одной ладонью, чтобы показать, где его место, а затем испепелить перед зачарованными фаворитами. Я полулежала на скамье, с которой сбросила все подушки, опершись головой на широкую грудь Тарена и вытянув ноги, стянутые шнуровкой высоких ботинок, на коленях Эйлоса. Их тепло и запах меня успокаивали.
Грациозные движения танцовщиц, искусные гравюры и красивые балдахины. Обещание наслаждения. Слившиеся мужские и женские тела. Бесконечные галереи удовольствий. Вкус порока и вина. Я поймала взгляд Селин и потянулась, опустив ресницы. Моя власть над братьями сердила ее, но тут чары были бессильны.
Можно сопротивляться, но совсем не поддаться Чарующим невозможно. Они всегда получают свое — пусть небольшую, но слабость. Тело реагирует быстрее, чем в этом отдает отчет мозг, и взамен холоду приходит жар. Все смешивалось и скручивалось в непрерывную цветную ленту, пахнущую дурманом и потом. Ошалелые глаза людей-рабов, прикованных к хозяйке длинными цепочками. Игривая хрипота голосов.
— Риан отвела твоего человека посмотреть на коллекцию Кайриса, — сообщила Селин, присев рядом. — Ты зря так недоверчива, Ра.
— Меня не надо развлекать, — махнула рукой я. — Я сижу здесь только потому, что таков обычай.
Она вышла в середину зала, заполненного полуголыми жаждущими телами, и щелкнула пальцами. Наступила тишина, а потом светловолосый юноша, который терся щекой о трон Трэмора, поднес к губам свирель и взял несколько робких нот. Дудка выглядела непристойно. Селин подняла руки — и колдовские огоньки стали тусклыми, слабыми, податливыми, как и рабы рядом. Она слабо светилась посреди темноты, и сияние обрисовывало силуэт девушки, позволяя темноте обнимать чуть влажное от пота тело. Рядом со мной забренчал на лютне менестрель, и я свернула ему шею. Стук от его падения стал сигналом к началу танца.
— Ра… — сказала она, делая первый шаг босой ногой, а кто-то из рабов ударил в барабан.
Серое платье просвечивало насквозь, оно облепило ее, как паутина. Узкие бедра, словно у мальчика, плоский живот с маленьким углублением пупка, вызывающе торчащие груди, — все это слегка дрогнуло в ответ на удар. Мужеложец со свирелью извлек высокую ноту и, не переставая, удерживал ее. Откуда-то из угла все-таки донеслась ненавистная лютня, а барабан начал медленно отбивать ритм, в котором порхали
