разошлись, мы столы убрали, посуду перемыли, и я тоже ушла. А санитарки наши, молодые Наташа Косицина и Тамара Степанова, все никак угомониться не могли. Мало им показалось, добавки захотелось. Сходили в магазин, взяли еще «беленькой» и пошли на терапию отношения выяснять с Настей Бобровой, медсестрой, она как раз вчера дежурила. Вроде как Настя у Тамарки когда-то мужика увела. Вот девки поддали и пошли на разборки. В общем, закончилось тем, что наши санитарки облили ее мочой и всю измазали калом. Тьфу, стыдобища!
— Каким калом, какой мочой? Где они ее взяли?
— Да, говорят, они ее в туалет затащили, а там «утки» с этим добром стояли, ну они и воспользовались. (Санитарок, как правило, в учреждениях не хватает, за мизер мало желающих экскременты таскать, приходиться среднему медперсоналу этим заниматься. Медсестры складывают использованные «ночные вазы» в одно место, так как туалет один, в лучшем случае два, и он постоянно, хронически занят, кто-то из больных обязательно «заседает». Сестра ждать не может, она ставит горшок рядом и уходит на пост, а как выпадет свободная минутка от основной своей работы, то возвращается и только тогда моет и выливает. Так и громоздятся рядами полные «утки» в местах общего пользования, распространяя не довольно веселое амбре. Это обычное явление в ЦРБ.)
— Ужас! И что теперь?
— Не знаю. Настя заявление написала в милицию, сожитель ее сказал, что порвет девок, в общем, дурдом!
— Весело, — вздохнул я. — Не поймешь, чем заниматься, то ли лечебным процессом, то ли разборками.
— А и тем, и тем придется заниматься! На то вы и заведующий!
— А что, Леонтий Михайлович, тоже этим занимался?
— А то! Он еще и не тем занимался. Думаю, при нем такого не произошло бы. Его тут шибко уважали! Уважали и боялись!
— Вы хотите сказать, что меня тут ни во что не ставят? Оттого так себя вести стали?
— Я этого не говорила! Вы не обижайтесь, Дмитрий Андреевич, как хирург вы молодец, все вас хвалят и любят за это, и оперируете вы прекрасно, и больных тяжелых на ноги ставите, но как организатор, извините, пока никакой!
— Спасибо за откровенность, — хмыкнул я.
— Никак обиделись?
— Да нет, задумался.
— Это хорошо. Вот, Леонтий Михайлович, он все знал: сколько у него на отделении персонала, какие ставки, кто работает, а кто халтурит. Он все лично проверял, в каждую дырку залазил, знал даже, сколько половых тряпок на этаже, и если не хватало, то давал втык сестре-хозяйке и мне.
— Заведующий и тряпками занимается?
— А как же, всем! Он хозяин был, вы, может, и не замечали. А Леонтий Михайлович и тряпками занимался, и тазиками, ведрами, швабрами — всем!
— Да, тяжела ты, шапка Мономаха!
— Вы не расстраивайтесь, втянетесь со временем, — утешила меня старшая медсестра. — Парень вы неглупый, с характером, не трус, умеете быть требовательным, так что научитесь, а я вам подсказывать на первых порах буду. Согласны?
— Значит, Анастасия Романовна, будете серым кардиналом на отделении?
— Вы начальник отделения, а я ваша правая рука. Это моя работа. Вы же администратором, поди, не были никогда?
— Нет, конечно, когда бы я успел.
— А я уже тридцать лет старшей! Так что давайте не ссориться, а помогать друг другу, я вашу индивидуальность ни в коей мере не собираюсь ущемлять! Вы согласны?
— Согласен! А Ермаков, по-вашему, был хорошим хозяйственником?
— Замечательным! Просто идеальным! Мы же раньше заготовкой сена занимались.
— Сена? Больным вместо матрацев подкладывать?
— Ну, нет! Раньше при советской власти, да и незадолго до вашего приезда, все государственные организации оказывали шефскую помощь сельскому хозяйству. Причем в обязаловку было. Вы разве не слышали?
— Нет, откуда? Я же в городе жил.
— Была такая установка от райкома, что все учреждения помогали совхозам и колхозам, даже школы. У всех план, больница должна была, по-моему, 60 тонн сена заготовить. Наш совхоз «Заветы Ильича» во Фролове располагался.
— И что, вы каждое лето накашивали вручную 60 тонн? Я даже не представляю себе, сколько это сухой травы, но, наверное, много.
— Много, — улыбнулась старшая. — И конечно, мы косили не вручную. Работали трактором, затем, когда трава высыхала, ее специальная машина собирала и прессовала в тюки, а мы уже таскали и в скирды складывали. Правда, где трактор не мог пройти, там мужики вручную выкашивали. Леонтий Михайлович и Иван Григорьевич, анестезиолог, он тогда еще совсем молоденький был, только к нам приехал, ох как любили «литовкой» помахать!
— Во дела, — изумился я. — Шесть лет проработал у вас, а первый раз слышу, как вы сено заготавливали.
— И сено, и на картошку ездили! Все было. Как советская власть рухнула, еще года три поездили, а потом все!
— Анастасия Романовна, а как же больные, бросали больницу?
— Почему бросали? Раньше все ставки были заняты, у нас врачей девять человек только работало на отделении, кого-то оставляли, а остальные — на покос! Леонтий Михайлович там ух как руководил! Ты — сюда, ты — туда! Никто не бездельничал! И сам работал — не угнаться! Весело было! Домой не ездили, ночевать там оставались, в здании старой школы нам место выделили, речка рядом — купались, загорали, а вечером — танцы. Ох, время было! Вы Рябова-то порасспрашивайте, если интересуетесь, он вам расскажет. Да, есть что нам вспомнить, лучшие годы в работе нашего отделения были.
— А сейчас что, худшие?
— Ну, не худшие, но и не самые лучшие. Врачей вон всего четверо, вы с Санычем, лор да Иван.
— Почему четверо, а Трошин? Вы его в расчет не берете? — напомнил я о нашем втором анестезиологе.
— Хм, Трошин — больной человек, по полгода на больничных проводит, а в этом году ему шестьдесят пять стукнет — может, вовсе на пенсию уйдет.
— Ну, уйдет, значит, уйдет. Раз мы по полгода без него справляемся — думаю, переживем. Ладно, вернемся к нашим баранам. Что нам следует сделать с санитарками?
— Ну что с ними делать? Пусть объяснительные напишут, да с Настей надо как-то вопрос уладить, чтоб заявление из милиции забрала. Я, правда, не представляю пока, как это сделать. Это надо же, догадались человека экскрементами облить! От дуры! Но я это возьму на себя, а вы поговорите с Тамаркой и Наташкой, только построже! Как заведующий! Орать не надо, девкам и без того стыдно, протрезвели, но приструнить просто необходимо! Справитесь или мне поприсутствовать?
— Думаю, справлюсь, — решил я. — А где они сейчас?
— Дома, где ж им еще быть. Я уже девчонок за ними послала, скоро будут. Построже, Дмитрий Андреевич! — напомнила старшая сестра. — Чтобы все знали, кто в доме хозяин! Леонтий Михайлович, бывало, только глянет, у них уже поджилки трястись начинают, и орать не надо! Вам, наверное, главный сказал, что дает время?
— Да, сказал! Говорит, полгода на адаптацию даю, а затем уже по полной спрашивать буду!
— Ну, и хорошо, через полгода у вас уже все отлично будет.
«Да, вот они, подводные камни должности заведующего отделением — тряпки, швабры, пьяные санитарки! — думал я. — Этому тоже в институте не учат, на месте приходится вникать. Жаль, я Ермакова не расспросил… Леонтий Михайлович был настоящим хозяином отделения, но и он, наверное, не с ходу им стал. Да, круто судьба завернула, не было печали, как говорится».
