получили красные пионерские галстуки, а Юра из-за своих двоек не знал, как и заговорить с пионервожатым на эту тему.
Однажды он все же не утерпел и спросил вожатого:
— Можно и мне в пионеры записаться?
Поглядел на него вожатый, что ж, вроде паренек вполне подходящий — лицо веселое, смелое, темноволосый и черноглазый.
— А как с ученьем у тебя обстоит? Двойки есть?..
— Бывают… — смущенно ответил Юра.
Подумал вожатый, посмотрел еще раз на Юру и отвечает:
— Вот когда от двоек отделаешься, с удовольствием примем тебя в пионеры.
Призадумался над этим ответом Юрий. Хочется ему стать пионером и от двоек рад бы отделаться, да они никак от него не отказываются… Присосались, впрямь как улитки, к свежему лесному пеньку…
Посоветовался с товарищем Колей Марковым и решил:
— Сяду за уроки!
А за окошком голуби кувыркаются… Как же тут усидеть за книгой! И опять уроки остались невыученными.
Рассказал он Коле о своих неприятностях, и решили мальчики с этого дня вместе учить уроки. Это принесло ^Ре большую пользу. Вместо двоек в его тетрадях стали появляться четверки и пятерки. Теперь уже не заботился о том, чтобы скрывать свои отметки. Наоборот, хотелось чтобы знали о них не только в школе, но и дома.
Вскоре об успехах Юры узнал пионервожатый. Теперь он сам подошел к мальчику.
— Ну, Смирнов Юрий, можешь подавать заявление в пионеры. Теперь мы знаем, что ты не только с медведями умеешь драться, а и учиться можешь неплохо…
Предложение вожатого Юра встретил с радостью и благодарностью. А вскоре наступил и долгожданный день. Особенно запомнились ему слова Коли Маркова, который рекомендовал Юру в пионеры:
— Озорничать и ветрогонничать Юра Смирнов больше, мне кажется, не будет. Я его усидчивость выяснил и проверил…
Прошло несколько лет, но дружба Юры Смирнова с Колей Марковым была верной и крепкой. Оба приятеля перешли в седьмой класс и стали уже сверху вниз поглядывать на младшеклассников.
За отличные успехи в учебе Николая Маркова в 1939 году премировали поездкой в Москву на Всесоюзную сельскохозяйственную выставку. Юрий от души радовался за друга и даже чуточку ему завидовал…
На пристани Юрий не удержался и намекнул:
— Ты, Колюшка, готовым женихом вернешься. Девчата хороводы вокруг тебя будут водить, выбиральную петь.
«Выбиральной» у макарьевской молодежи называлась старинная песня с припевом: Кого любишь — улыбнись, Кому склонен — поклонись…
Много провожавших было при этом, но намек Юрия поняли только двое — он сам и Николай Марков, — им обоим нравилась Вера Мазина.
Коля пробыл в Москве месяц. За время его отсутствия Юрий принял серьезное решение.
Доброй славой пользовалось в области Макарьевское ремесленное училище. Много прекрасных мастеров своего дела вышло из стен этого училища. Посоветовавшись с мастером училища Макаром Андреевичем Каманиным, Юрий решил стать его учеником. Старый мастер долго допытывался о причинах такого решения, выяснял и прощупывал, насколько оно продуманно и серьезно.
— Хочешь, видимо, крест поставить на дальнейшем образовании — ведь труднее будет после ремесленного до высшего дотянуть… Много труднее, чем после полного среднего курса…
— Если очень захочется, дотяну, дядя Макар… — стоял на своем Юрий. — А сейчас я решил поскорее на собственные ноги встать, сам себя и кормить и одевать…
— Это, конечно, неплохо — иметь такое желание… — вслух размышлял Макар Андреевич, поглядывая на Юрия. — Да ведь надо и будущее учитывать. Вдруг разочаруешься, жалеть будешь, меня же ругать, что не отговорил… Все ли взвесил, дружок?.. Разве торопят тебя родители с этим, разве требуют, чтобы ты сам был себе добытчиком?
Ни отец, ни мать, разумеется, такого требования Юре не предъявляли. Просто ему очень хотелось обогнать Колю Маркова в устройстве своей жизни, раньше его сделаться самостоятельным человеком. Может быть, хоть этим возьмет он верх над другом Колей в глазах Веры. Года через два-три станет мастером, тогда можно будет и о чувстве своем поговорить с ней всерьез.
Макар Андреевич посоветовался с родителями Юры.
— Вот, понимаете ли, пристал Юрок — «хочу в ремесленное». А может, вы из него мечтаете профессора сделать или, по крайней мере, инженера? Как быть?
— Раз к труду тянется парень, препятствовать ему, пожалуй, в этом не стоит… — после долгого раздумья сказал отец Юрия Василий Аверьянович. — Не всем же быть профессорами да инженерами. А войдет в полный возраст, сам разберется, что ему по плечу — мастером ли быть хорошим, классным, или высшего образования добиваться.
На том и порешили.
Так и разошлись временно пути-дороги двух друзей.
С охотой выполнял Юрий все задания на учебных станках. Любуясь радужной металлической стружкой, он внимательно присматривался к могучим резцам. Но особый интерес вызывали у юноши негромоздкие, но хитроумные аппараты для электросварки.
Лиловато-зеленое пламя электросварки чем-то особенно влекло Юрия. Огромной силы вольтова дуга в несколько минут без швов и рубцов сращивала стальные трещины и переломы. Она представлялась Юре самым мощным оружием человека.
Он поделился с Макаром Андреевичем своим новым желанием избрать специальность электросварщика. А Макар Андреевич был первоклассным токарем. И, естественно, он предпочел бы видеть Юрия тоже токарем.
— Токарю всегда и везде работа найдется… А электросварщику, пожалуй, еще бегать да разыскивать надо будет ее, работу-то… Оборудование такое ведь еще далеко не везде есть… Но уж коли полюбилось тебе это дело, что же, одобряю.
Все реже встречался Юрий со старым другом Колей Марковым, но зато с Верой старался видеться как можно чаще.
Переход Юрия в ремесленное училище был для Веры тоже неожиданностью, и немало спорили они между собой на эту тему.
— Может быть, ты, Юра, школьных трудностей испугался? — осторожно спросила Вера.
Юрий едва не вспылил, едва не ответил на это грубостью. Вот уж совсем незаслуженное, несправедливое подозрение!
— Что ж ты считаешь, в ремесленном легче учиться? — возмущенно сказал он. — Зашла бы как- нибудь к нам да посмотрела, какие задачи мы решаем. Куда там ваши пифагоровы теоремки!..
После этого разговора Вера начала уважать Юрия еще больше и относиться к нему стала еще теплей. Вера всем сердцем чувствовала, что занимает в жизни Юрия большое, прочное место. И разговоры их с каждым разом становились все серьезнее.
Все чаще звучали в них нотки заботы о будущем.
Наступил 1941 год.
Весна, всегда запаздывающая в этом лесистом северном крае, долго не вступала в свои права. Но как только солнце согнало снег, зазеленели леса и рощи, ожили берега полноводной Унжи. Все воскресные дни макарьевская молодежь проводила теперь на реке. Собирались обычно большими компаниями, заранее договариваясь обо всем необходимом.
