Столярка вся была в дырах от гвоздей. Их тоже надо будет зашпаклевать.
Зато потом кухня станет светло-оранжевой, гостиная и холл будут выдержаны в золотых тонах, спальня будет желтой. Дом как бы зальет солнечный свет. Только она одна будет знать, где здесь были пятна и трещины.
Сейра провела пальцем по трещине в стене спальни. Холодильник Бена забит едой… — Прекрати немедленно, — приказала она себе. Бен тем временем расспрашивал детей в парке и, присев, показывал котенка двум маленьким девочкам. Те что-то сказали ему, и Бен расхохотался, запрокинув голову.
— Сделай вид, что ты на диете, — сказала она себе — Ложись, забудь обо всем и береги силы.— Она легла и сразу же представила, как Мартин ест в их красной гостиной, приглашает какую-то женщину на ужин или гостит у родителей.
— Не будь дурой, — сказала она вслух. Она утонула только две недели назад. Вряд ли он мог найти себе кого-нибудь так быстро.
Другая женщина в их доме. Он был в ужасном состоянии, когда они въехали туда. Но она зашпаклевала и покрасила стены, сделала шторы из простыней и привела в порядок подержанную мебель. Сколько раз ей приходилось заниматься этим вместе с Джо и мамой. Но чтоб кухня была красной! Мартин сказал, что она должна быть красной как помидор.
Ее собственный холодильник был теперь далеко в Монтрозе, и там же была ее плита. Каждую кастрюльку и сковородку, любимую ложку, даже щипцы для орехов и пластмассовую масленку она считала теперь дезертирами, перебежавшими на сторону врага. В Монтрозе остались два новых комплекта постельного белья. Она купила их на распродаже. Она сама сшила занавески на окна и покрывало для кушетки, и все это больше не принадлежало ей.
Она представила себе их домик в Кейп Код. Когда они уезжали в отпуск, она оставила немытыми окна в спальне, чтобы никто не заподозрил, что перед тем, как исчезнуть, она привела все в порядок. Все осталось как было. Не было только ее. Ей представился бассейн, в котором она застывала от ужаса. Толстые и худые женщины собирались вокруг нее и успокаивали, а она цеплялась за них, дрожа, с закрытыми глазами. Она была рада, что они не узнают о том, что она утонула. Они не знали, как ее зовут.
Теперь у нее не было имени. У нее не было своего места в повседневной жизни, где люди не лгут, откликаясь на свое имя.
Она лежала в сумраке своей спальни. Читать больше было нечего. Она прочитала все, что принесла из библиотеки. Ей хотелось есть.
Яблоки. Сама мысль о них стала ей ненавистна. Она бродила по дому со слезами на глазах. Наконец, она схватила одно из них, разрезала на дольки и уселась на крыльце.
Воздух был наполнен лучами заходящего солнца. Они согревали ее плечи и парик. Отчаяние постепенно отступало. В мире не оставалось ничего, кроме солнечных лучей и легкого ветерка. Она разломила дольку яблока на мелкие кусочки и принялась за игру, которую так любила в детстве — она кормила муравьев. Наклонившись, она превратилась во всемогущего Бога, одарявшего их манной небесной. Муравьи были так же не способны понять причины и логику этого события, как не были способны на это люди.
Муравьи останавливались перед пищей из рая, в изумлении шевеля усиками. Затем, как и люди, они перешли к практическим действиям и, подобрав еду, направились домой. Если им попадутся другие муравьи, то скоро весть об этом событии разнесется по всей муравьиной стране и другие муравьи кинутся сюда за манной небесной.
Сквозь наступающую дремоту Сейра следила, как муравьи двигались колонной, неся в воздухе кусочки яблока. Не в силах превозмочь дремоту, она вернулась в дом, легла в постель и заснула без сновидений.
В листве деревьев стрекотали цикады. Листья шуршали по кровле дома. С Мейн-стрит донесся звук сирены. Она проснулась как раз вовремя, чтобы принять душ и снова надеть ту же рубашку и те же брюки. Ни утюга, ни гладильной доски у нее не было. Она полоскала свою одежду в шампуне и сушила так, чтобы не образовалось складок. Синяки еще не прошли. Пробравшись сквозь кусты сирени с вазочкой яблочного мусса в руках, она обнаружила, что на Бене та же кремовая рубашка и те же брюки, что и в прошлый раз.
Бен сказал, что он любит мусс, поблагодарил и, отступив, пропустил Сейру в гостиную. Банан спал на спинке качалки, опустив вниз все четыре лапы. Сейра села, чувствуя слабость от запахов, доносившихся из кухни. Снова было вино, а к нему печенье, сыр и маслины. Проснулся Банан и попытался лапкой дотянуться до еды.
— Вы сказали, что читали Метерлинка, — сказал Бен.
Вино согрело Сейру. Сыр с красным вином таял во рту.
— Только то, что было включено в сборник «Трагическое в повседневной жизни». — Сейра была благодарна Бену за то, что он не включил музыку сразу же после ее прихода.
— Хорошо, что музыка не играет постоянно,— заметила она.
— Вот что я вам скажу, жил я в больших городах, — Задумываясь, Бен прищуривал глаза. Они были у него серо-голубые, ресницы светлые и блестящие. — В городе приходится чем-то защищаться и днем и ночью от шума машин. — Он улыбнулся. — А здесь сверчки, совы Коты дерутся по ночам. Я бы мог смазать дверь на вашем заднем крыльце.
— Я думаю, не могла ли бы я помочь вам сегодня с ужином? — предложила Сейра, опустив котенка на пол и вставая. — Не люблю, когда от меня нет никакой пользы, а готовить мне нравится.
— А мне не очень, — признался Бен. — Я имею в виду, когда я один.
— Но это же очень славно, когда вдвоем приготовишь что-нибудь, а потом сядешь и съешь.
— Ну хорошо. Вот салат к примеру надо приготовить, — сказал Беа. — Вы порежьте салат, а я займусь помидорами. — Какое-то время они молча и сосредоточенно резали овощи, стоя по разные стороны покрытого пластиком кухонного стола. Сейра не старалась создать образ домовитой женщины. Она действительно любила эту работу, тем более, что никто не орал на нее и не пытался ударить. Она не хотела произвести впечатление. Она просто резала салат.
— Мне нравится звук автомобильных колес по мокрому шоссе, — сказала она.
— Или по снегу в мороз, — подхватил Бен. Она была холодна как салат, который резала. Этакая недотрога.
— Когда идет снег, я мерзну, — возразила Сейра.
— Пахнет летним дождем, — Бен свалил нарезанные помидоры в деревянную миску. Сейра глубоко вздохнула, расслабилась и улыбнулась.
— Представьте себе время, когда не было автомобилей. Только стук копыт и скрип колес.
— У нас под окнами ходит не так уж много народу, — сказал Бен. Он был зол — она по-прежнему играла с ним. Он даже не знал, какого цвета волосы у нее под париком. Неужели она думает, что может одурачить его?
— А люди по вечерам сидят на крылечке и смотрят на проезжающие экипажи.
— В нашем парке раньше устраивали концерты, а в центре парка бил фонтан, пока дети его не испортили. Кроме того, там были фонтанчики для питья, но дети и их сломали. — Бен начал перемешивать помидоры с салатом. Он не смотрел на нее. Он никогда не понимал женщин.
— Надеюсь, вам понравится индейка с лапшой. — Бен чувствовал разделявшую их стену, хотя его тянуло к ней, и она знала об этом. Игры.
— О! — протянула Сейра. — Пахнет отлично. — Она физически ощущала учтивость, с которой двое почти незнакомых людей относятся друг к другу.
— В этом отрывке Метерлинк пишет об обыденной жизни, не так ли?
Сейра передала тарелку Бену.
— Он говорит, что во всех современных пьесах и даже во многих случаях у Шекспира люди постоянно прибегают к насилию. Это ему не знакомо и поэтому он не в состоянии разделить их чувства. Но в большинстве греческих трагедий или, например, у Ибсена действия почти нет, говорит он, и мы можем ощутить то великолепное и ужасное, что встает над нами.
— Зеленого горошка положить?
