– Слышь, – пробормотал он, – я хочу извиниться. Я погорячился.
Я усмехнулся.
– Все в порядке. Мы оба погорячились.
Парень сделал над собой гигантское усилие, но все же протянул мне руку.
– Замнем?
– Без проблем! – Я пожал протянутую руку.
– Я не собирался к тебе приставать, – понизив голос, продолжал он, – но дело в том, что один мой кореш здорово интересуется Луиз, понимаешь? Ты с ней знаком?
Я покачал головой.
– Просто ты на нее запал? – поинтересовался он.
– Да. Просто запал.
– Ладно, – проговорил он. – Слушай, я расстроюсь, если ты не позволишь мне взять тебе выпивку. Раз мы это дело замяли, то давай я тебя угощу.
Я колебался, но он подозвал бармена.
– Слышь, Фрэнк, подай моему другу то, что он попросит, и мне то же самое.
В этот момент краем глаза я уловил какое-то движение и, повернувшись, увидел Луиз. Она приближалась к нам из глубины зала. Видимо, там была задняя комната, где она переоделась, потому что теперь на ней было зеленое платье до щиколоток. Проплывая мимо, она бросила бармену:
– Фрэнк, стаканчик прохладительного в тон этому.
Она кивнула на ходу ковбою и обшарила быстрым взглядом меня. Я широко улыбнулся ей в ответ. Через пару шагов брюнетка обернулась и снова встретила мой взгляд. Подойдя к столику для игры в кости, она потянулась к выключателю и зажгла лампу над столом. Я успел как следует рассмотреть ее, когда она проходила мимо, но под ярким светом пейзаж был еще лучше.
Зеленое платье с высоким воротом стекало по ее телу, обтягивая его так плотно, словно было резиновое, да еще на два размера меньше. Я бы поставил восемь против пяти, что под платьем у нее ничего не было – совсем ничего, даже этих ее прозрачных черных штучек. Платье облегало ее как собственная кожа. И я невольно подумал, что, пожалуй, смог бы привыкнуть к зеленой коже, если бы эхо была кожа Луиз.
Бармен смешал напиток – зеленый, как ее платье, и поставил его на край стойки, а затем сделал нам с ковбоем по хайболу. Я взял свой стакан в одну руку, другой поднял стакан с зеленым питьем и подошел к игорному столику.
– Это, должно быть, ваше, – любезно сказал я, протягивая ей напиток.
Девушка улыбнулась.
– Да-да, в тон платью, – игриво пояснила она. – «Розовая леди» к красному, шоколадный крем к коричневому; а это – мятный.
Я обрадовался удачному началу.
– Мне даже показалось, что ваше платье тоже из мятного крема, – пошутил я.
– Вам нравится? – улыбнулась она.
– Потрясающе! И знаете, весьма остроумно. А что вы надеваете под шампанское?
Она рассмеялась, и ее смех сам по себе действовал как шампанское – нежный, чуть булькающий звук, вырывающийся из глубины ее белоснежной шеи.
– Это, как я понимаю, риторический вопрос?
– Ей-богу нет! – как можно искреннее воскликнул я.
Верхний свет зажег мягкие рыжие искры в ее темных волосах, спускавшихся на плечи. Она была не чистой брюнеткой, как мне показалось сначала. Ее волосы скорее отливали оттенком красного дерева, как стойка бара: мягкая темнота с прикосновением темно-красного цвета. Я был знаком с парой девушек, зарабатывающих игрой в кости в Голливуде, и еще с несколькими в Сан-Франциско – там их побольше. Некоторые из них были тупы до дебильности, зато другие – блестящие дамы, которые могли бы сделать крупную карьеру в бизнесе или в администрации. Но они столько зарабатывали игрой в кости, что не было смысла ничего менять. Общее у них было одно: все они были очень красивы, так что мужчины, глядя на них, одинаково беспечно могли проиграть хоть десять центов, хоть тысячу долларов. Луиз не была исключением, и при этом она отнюдь не казалась дурочкой. На правильном овальном лице с темно-карими глазами все еще хранили улыбку теплые алые губы, приоткрывая ровные белые зубки.
Я вынул бумажник и потянул из него доллар, но передумал и достал двадцатку, которую положил на зеленое сукно.
– Сколько ставите? – спросила она.
– На все. Я чувствую удачу, – небрежно бросил я.
– Я обычно предупреждаю симпатичных клиентов, что в конечном счете выигрыш невозможен, – сказала она.
– Благодарю вас, – сказал я, не отрывая глаз от ее бедер, возвышающихся над игральным столиком. Она сидела на низком табурете, вся облитая светом, который серебрил ее плечи и грудь, выделяя упругие соски и оставляя под ними темные тени. – Но и проигрыш невозможен, – добавил я.
Она некоторое время изучала меня, глядя в упор из-под опущенных век, и наконец проговорила:
