– Бросьте эти штуки.
Луиз подтолкнула мне один из кожаных стаканчиков. Я старательно потряс его и выкинул кости на стол. Она глянула на них, подсчитав очки, и, подняв второй стаканчик, яростно затрясла его.
– Видите? – сказала она, выкинув кости. – Вы проиграли.
Я ухмыльнулся.
– Теперь я пропал. Остался без ужина.
– Правда, что ли? – недоверчиво улыбнулась она. – Вы будете сегодня голодать?
– Ну, может, удастся насобирать милостыни.
– Ах так. Ну да, конечно... Вы что, правда остались без денег? – повторила она.
– Угу. Это я забрасываю удочку. Очень осторожно.
– Не слишком-то вы похожи на очень осторожного! – рассмеялась Луиз.
– Это зависит от обстоятельств.
Я заметил, что смутный свет из входной двери на мгновение заслонила фигура нового посетителя. Но я так углубился в интересный разговор, что не обернулся. Однако тут же слева от меня вырос мой ковбой.
– Эй, фраер, – позвал он.
Я совершенно ясно услышал, как он назвал меня «фраером». Я посмотрел ему в глаза. На его квадратном лице играла жесткая усмешка.
– Помнишь, я рассказывал тебе об одном моем друге, который очень интересуется Луиз?
– Пусть себе интересуется. Я тоже интересуюсь. Что с того?
– Вот он, мой друг! Он пришел, фраер. – И ковбой ткнул большим пальцем через плечо.
Я обернулся, нацелив взгляд туда, где, по моим соображениям, должно было находиться лицо вновь прибывшего, но на этом месте я увидел – с нами крестная сила! – лишь галстучную булавку. Я поднял глаза повыше... и еще выше... и наконец добрался до лица. Это был не человек, а просто какое-то чудовище. Обнаружив наконец его лицо, я не сразу узнал его, потому что первые несколько мгновений я был слишком занят, размышляя, как же мне до него дотянуться. Но уже через десять секунд, разглядев узкий череп с костлявыми скулами, длинный острый нос, широко расставленные темные глаза и высокий лоб, прикрытый путаницей жестких каштановых волос, я вспомнил. Увидев однажды человека такого роста, потом вспоминаешь его без большого труда.
Глава 5
В 1945 году без его фотографии не обходилась ни одна спортивная страница. Он тогда еще учился в колледже, но уже был признанной баскетбольной звездой национального масштаба. Не подходя по размерам ни для какой службы, он сделал себе имя на баскетбольных площадках. Может, вы и сами вспомните: Томми Мэтсон по прозвищу Мэтсон Пушечный Удар. Это прозвище потом сократилось до Пушки. В 1946-м он стал профессионалом, но впоследствии был дисквалифицирован за грубую игру, граничащую с жестокостью. И отчасти еще потому, что однажды его допрашивали в Сан-Франциско по поводу некоторых матчей; впрочем, допросили и отпустили.
После этого он исчез. Его имя больше не появлялось на спортивных страницах, но я вспомнил, что он однажды был задержан за избиение, однако отпущен; потом участвовал в мелкой краже – средь бела дня, не имея при себе оружия. Последний раз я слышал о нем, когда его арестовали в Сан-Франциско, на этот раз за крупную ночную кражу, но опять без оружия. За это Пушка попал в Сан-Квентин. В своих расследованиях я иногда наталкивался на его имя, но ни разу не преследовал его самого. Однако он знал меня в лицо и не особо любил, потому что я пару раз помогал упрятать за решетку его дружков.
Я ощутил, что у меня пересохло в горле. В этом парне не было трех метров, но и двух с лишком при медвежьих трехстах фунтах было вполне достаточно, чтобы рассказ Джо превратился из больного бреда в жуткую реальность.
Это определенно был тот самый человек, которого Джо видел вчера. Я повернулся спиной к игорному столику и сказал:
– Привет, Пушка. Я слышал, что тебя выпустили, но не знал, что ты теперь обитаешь в наших краях.
– Теперь знаешь. – Он поглядел поверх меня на Луиз. – Этот хлыщ не беспокоит тебя, дорогая?
– Нет, Пушка, не беспокоит, – заверила она.
– А мне кажется, что да!
Я рискнул вмешаться.
– Я полагаю, Пушка, что леди знает лучше тебя. Притом, мы же с тобой знакомы! Ты прекрасно знаешь, что я не хлыщ.
Ковбой не преминул вставить слово.
– Он фраер. Правда же, фраер?
Я метнул на него злой взгляд.
– У тебя слишком короткая память, приятель. В следующий раз ты уйдешь отсюда на костылях.
Впрочем, в тот момент я скорее хорохорился: обстановка меня не очень радовала. Вместе с Пушкой вошел еще один мужчина, который теперь стоял рядом с ним – лысый, худой коротышка лет сорока пяти. На лбу у него был ножевой шрам как раз у самых волос. Таким образом, я оказался один против четверых – считая Пушку за двоих.
– Двигай отсюда, Скотт, – приказал Пушка.
