Булл остановился в футе от нас и уставился на меня — сверху вниз. Он смотрел долгую секунду, которая показалась мне целой минутой, потом повернул свою громадную башку в сторону моей новой девушки.
— Лисса, детка, — произнес он. Его голос напоминал рокот давно потухшего вулкана, готовящегося извергнуть огнедышащую лаву и уничтожить все живое. — Лисса, детка, уйди отсюда.
— Угомонись, Булл Харпер. Угомонись, или я выколю тебе глаз каблуком.
— Лисса, детка…
— Прекрати называть меня «детка». Я знаю, что означает это выражение твоего тупого лица. Ты хочешь кого-нибудь убить, так ведь?
Я издал легкий стон.
— Это не твое дело, — огрызнулся Булл.
— Ты — мое дело, милый. — Она немного помолчала и добавила: — И он — тоже, если хочешь знать. Он — хороший человек.
— Да? — Он пристально посмотрел на нее, потом придвинулся поближе ко мне. — Эй, — сказал он. — Эй. Я видел, как ты трогал ее нежную попку.
— О?
Вот он. Момент истины. Что я мог ему сказать? Что могло бы отвлечь его от убийства? В моем мозгу что-то заело, и я, как ни напрягался, не мог придумать подходящего ответа.
— Ну, мистер Харпер, — начал я. — Или Булл. Ничего, если я буду называть вас Буллом? А… Итак, мистер Харпер, вы… вы уверены, что видели именно то, что видели?
— Я видел это своими собственными глазами, и я знаю, что я видел.
— В этом есть какой-то смысл…
— Ну давай говори. Ты трогал или нет?
Я вздохнул и расставил ноги пошире:
— Да. Трогал.
— Ха! Я же говорил, что мои глаза меня не обманывают.
И тогда он сделал очень интересную вещь. Он сжал свои пальцы в два громадных кулака. Потом разжал — с явным намерением обрушить их на мою голову. Я приготовился увернуться и попытаться ударить его несколько раз прежде, чем он покончит со мной.
И, как всегда в минуты смертельной опасности, мой мозг начал работать быстрее. Там, в лабиринтах извилин, забитых выбитыми змеиными зубами, родился нужный ответ. И все стало ясно и понятно, у меня даже голова закружилась. Что я мог сказать этому смертоносному катку в момент истины? Конечно, истину — что же еще? Ну, может, только немного приукрашенную.
— Подожди, — быстро проговорил я. — Да, ты знаешь, что я сделал. Но разве тебе не интересно почему?
Он немного помедлил.
— Да не особенно.
— Конечно, тебе интересно. Любой нормальный человек захочет знать почему.
— Думаю, я знаю почему. Почему же еще?
— Ну, — протянул я, лихорадочно подыскивая подходящие слова, — в этом… тоже есть какой-то смысл.
— Булл Харпер, выслушай этого человека.
Малышка Лисса все еще пыталась что-нибудь сделать для меня. Я взглянул на нее с благодарностью, потом повернулся к Буллу:
— Я с ней согласен.
— Выслушать что? — спросил Булл. — Что я должен слушать-то?
— Я тебе скажу, Булл, — торжественно, тоном проповедника заговорил я. — Ты знаешь, что Лисса не носит пояс?
— Да, черт тебя возьми, знаю.
— Хорошо. А теперь слушай меня внимательно. Я давно убежден, что пояса и корсеты — это адская мука, это орудия пыток не только для женщин, которые себя в них заковывают, но и для мужчин — да, особенно для мужчин, которые испытывают даже больше страданий, чем жены, любовницы, матери и даже дети, носящие пояса благодаря очковтирательству и промывке мозгов. Я видел женщин с недостаточным весом, носящих пояса. Можешь себе представить?
— Нет. И черт с ними.
— Подожди минутку. Я пытаюсь тебе сказать…
— Ты несешь какую-то чушь. При чем тут Лисса?
— На самом деле, при чем? Ну… э… хм… Я только что решил создать международную организацию по уничтожению этой угрозы красоте, здоровью и гигиене. Представляешь? Она будет называться Общество упразднения корсетов, сокращенно — ОУК, и я не сказал об этом Лиссе, потому что просто не успел.
— Я ничего не…
— Конечно, прежде всего я должен был удостовериться, что она — на моей стороне, что она не какая-нибудь поклонница корсетов, обманом проникшая в мои ряды и ведущая подрывную деятельность. Другими словами, что она действительно не носит пояс.
— Я не понимаю ни одного слова, — поморщился он. — И собираюсь вправить тебе мозги. То есть вышибить…
Он уже приготовился. Снова появились эти огромные кулаки, готовые к действию, но осознание того что он целую минуту слушал меня, вместо того чтобы ударить, плюс близость смертоносной комбинации из пяти пальцев придали силы моей глотке и моим мозгам. Я разогрелся достаточно, чтобы говорить и заставлять его слушать. Я чувствовал, что, если мне удастся проговорить всю ночь, может, я еще увижу рассвет.
Поэтому, когда он уже занес кулак для удара, я быстро заговорил, немного повысив голос, который звучал как у балаганного зазывалы:
— Постой, постой, приятель. Встань-ка сюда и возьми себя за уши, потому что сейчас ты услышишь рассказ, от которого у тебя отвалятся уши, если не будешь держать их покрепче.
Мое давление подскочило на пятьдесят пунктов, но, ей-богу, Булл все еще этого не сделал. Он действительно слушал. Временная отсрочка придала крылья моему языку, и с этого момента он запорхал, как ласточка.
— Так уж вышло, — быстро продолжал я, — что я — самый главный корсетоненавистник к западу от Скалистых гор. Когда у меня будет достаточно власти в качестве президента ОУК, я приму основополагающие акты, объявляющие корсеты вне закона. А пока собираюсь работать с энтомологами над разведением специальной породы жуков, которые сожрут их все, как саранча в прериях.
Я вдруг с ужасом осознал, что больше не слышу звяканья посуды и шума голосов. Мужчины и женщины за соседними столами повернулись ко мне и слушали, а их лица выражали различную гамму чувств: от интереса и изумления до неприкрытого отвращения.
Меня понесло, я уже не мог остановиться. Громадная рука Булла потянулась к его оттопыренному уху, но пока он еще за него не держался, поэтому я не стал останавливаться или понижать голос, а торопливо продолжал ораторствовать:
— Хочу, чтобы ты понял, Булл. Я считаю, что с каждого дюйма корсета или пояса нужно взимать налог в тысячу долларов. Если женщинам так уж необходимо носить эти мерзкие штуки, пусть платят за те многочисленные разочарования — неизбежно ведущие к войнам и катастрофам, — причиной которых они, несомненно, являются. И вот еще что: если, вместо того чтобы просто уничтожить их или отдать на съедение жукам, мы передадим их военным, Пентагон сможет разработать миллионы катапульт, которые мы будем использовать для подавления партизанского движения в красном Китае. Я думаю, им особенно пригодятся пояса из прочных эластичных тканей, которые никогда не изнашиваются, даже если их стирать с мылом.
Какой-то придурок завопил: «Правильно!» — и кое-где раздались неуверенные аплодисменты. «Черт, — подумал я, — они могут сбить меня с мысли, главное — не останавливаться».
— А теперь послушай. Вернувшись к естественной гигиене, женщины автоматически станут умнее.
