мной — Лисса, обнаженная Лисса.
Это была Ева ночи, современная и еще более обворожительная Цирцея. Ее грудь медленно поднималась и опускалась, чувственные губы трепетали на распутном лице, все ее тело пело песнь сирены, древнюю, как сам мир.
Я не знаю, что могло бы произойти, — хотя догадываюсь, однако в этот критический миг что-то странное царапнуло мое сознание. Странное и мокрое. Как будто что-то странное и мокрое просочилось на мои брюки. Я не мог отвести глаз от Лиссы, но эта странная и сочащаяся мокрота становилась все более противно-осязаемой, и наконец я глянул вниз.
«Так вот куда делись наши „Мартини“!» — озарило наконец-то меня.
«Мартини»… или как там называлось свирепое пойло.
Начнем с того, что мне сразу не понравился этот неприятный, ядовитый и, вероятно, смертоносный привкус новокаина. В нем было что-то разрушительное, подлое, даже дьявольское. Это странно сочащееся зелье может нанести серьезный вред человеку.
Я бы не беспокоился так сильно, если бы оно вылилось, скажем, мне на ноги. Но нет. Эта отрава не тронула мой беговой механизм. С ногами все было в порядке. Они даже не намокли. Я волновался за свою двенадцатиперстную кишку.
Пока я размышлял, Лисса наклонилась и подняла полотенце. В любое другое время я бы почувствовал сожаление, но только не сейчас: сейчас у меня были более важные дела.
— Лисса, — недоуменно произнес я, — эта бутылка с джином…
— Да?
— На этикетке нет, случайно, черепа с костями или чего-нибудь подобного?
— Нет. Там нарисована девушка.
— Хоро… Девушка?
— Да, симпатичная девушка…
— Какая разница? Девушка есть девушка…
— С розой в зубах…
— С розой в…
— И написано «джин». Просто «джин».
— Ну да. Написано-то небось от руки. Теперь все ясно. О, Лисса, нужно что-то предпринять.
— Я думаю, тебе лучше снять брюки.
— Нужно что-то… Что?
— Тебе нужно снять брюки.
— Я думал, мне послышалось.
— Снимай, и я их тебе поглажу.
— Ты, наверное, шутишь.
— Это займет всего одну минуту. Я их просто отпарю.
— А это поможет?
— Шелл, почему ты так перепугался?
— Детка, страх не входит в число моих проблем.
Она топнула ногой:
— Снимай брюки!
— Повтори еще раз! — крикнул я.
— Шелл, я сейчас проткну тебе глаз…
— Ладно, ладно, — согласился я, стягивая брюки, — если ты этого хочешь, пожалуйста, я не против. Черт возьми, полагаю, мы оба не против.
Лисса схватила мои брюки и удалилась. Немного подождав, я поинтересовался:
— И это все?
Она не ответила.
Во время нашего диалога Лисса торопливо передвигалась по комнате, но я не обращал внимания на ее действия, так как был занят только своими проблемами. Теперь же я заметил, что она разложила гладильную доску и поставила на нее утюг. На краю доски она повесила мои замечательные брюки с изумительными красными полосками.
— Ты собираешься гладить мои брюки, да?
— Сколько раз я должна тебе это повторить?
— Чем больше, тем лучше.
— Надо вывести это мокрое пятно от «Мартини». Ты же не можешь уйти отсюда в таких пьяных брюках.
— «Мартини»-то был сухим. Но ты права. Я должен присутствовать на церемонии перерезания ленточки, и, естественно, я не могу пойти туда в таком виде. Это было бы… да, это было бы нарушением достоинства.
Лисса конечно же снова подвязала полотенце, но она без конца сновала туда-сюда, и оно опять начало развязываться. На этот раз она завязала его спереди, где-то на плече, и создавалось впечатление, что на ней надето короткое, пушистое белое платье с глубоким вырезом и разрезом до самого уха. Она была очаровательна.
— Лисса, — сказал я, — ты прелестна. Особенно в этом наряде.
Она улыбнулась, сверкнув глазами:
— Эффектное платье, правда?
— Просто блеск. Знаешь, мы были бы потрясающей парой — ты в этом наряде и я в костюме магараджи. Что?
— Особенно сейчас, солнце мое, — сказала она.
Она повернулась ко мне и провела кончиком языка по своим красным пухлым губам. Мне даже показалось, что я услышал шипящий звук, который раздается, когда женщина мокрым пальцем пробует раскаленный утюг. Что-то изменилось: воздух стал более плотным, напряженным. Несколько секунд мы молча смотрели друг на друга.
Что-то должно было случиться. И оно случилось. Может быть, это было не то, что я думал, но что-то точно произошло.
Я сделал короткий шажок в ее сторону, она медленно двинулась ко мне и остановилась в полшаге. Узел на ее плече распустился, полотенце сползло по роскошной груди и застыло на самой выступающей точке, поднимаясь и опускаясь вместе с ее бурным дыханием.
Я заглянул в туманную глубину ее глаз — они стали полностью зелеными. Она облизывала губы быстрыми движениями языка, беспрестанно шевеля ими. Она даже не шелохнулась, чтобы завязать узел.
Полотенце упало на пол.
Она сделала последние полшага ко мне, и вдруг — оглушительный стук в дверь.
Во всяком случае, звук был очень громкий, и я предположил, что это тарабанят в дверь. Я в некотором роде потерял ориентацию, но мои уши были на месте, и я слышал, что этот стук был исключительно неприятным.
— Ты слышала? — спросил я Лиссу. Шепотом.
Все ее эмоции были написаны у нее на лице, их легко было распознать.
— Слышала ли я это? — прошептала она.
— Может, мне только почудилось, а ты ничего не слышала, — печально прошептал я. — Хотя вряд ли нам так повезет.
— Конечно, не повезет.
— Спорим, это человек из Порлока.
— Кто?
— Не важно.
Опять раздался этот страшный грохот.
— Как будто к нам ломится что-то дикое, да? — сказал я.
— Он никогда не звонит в дверь.
