– Да, сэр.
– Плюмъ, – эхом откликнулась госпожа Герпес.
– Это он в меня харкнулся, сэр, – поведала Ксандра.
– Направиль слюну, – поправила ее госпожа Герпес.
– По-видимому, один из слонов выплюнул маленький свинцовый шарик, господин, – предположил казначей. – Что и было озвучено как, э-э… «плюм».
– Вот ведь гадина, – отозвался аркканцлер. – Распустились… Нельзя допускать, чтобы всякий горшок на людей харкал.
Госпожа Герпес содрогнулась.
– С какой стати он это сделал? – спросил Чудакулли.
– Понятия не имею, господин. Я думал, что, возможно, ты знаешь. Если не ошибаюсь, в годы твоей учебы Риктор читал здесь лекции. Госпожа Герпес очень обеспокоена, – добавил он тоном, ясно указывающим на то, что, когда госпожа Герпес чем-то обеспокоена, лишь очень неразумный аркканцлер отнесется к этому без должного внимания. – Обеспокоена тем, что персонал может подвергнуться магическому воздействию.
Аркканцлер постучал по горшку костяшками пальцев:
– Что, старый Числитель Риктор? Неужели он?
– Очевидно, так, аркканцлер.
– Сумасшедший был тип. Считал, что все на свете можно измерить. Не только длину, вес и прочее, а вообще все. Всякое существующее нечто можно измерить, твердил он нам. – Взор Чудакулли затуманился от воспоминаний. – Разные странные штуки создавал. Считал, что можно измерить правду, красоту, мечты, надежды и все такое. Значит, это одна из игрушек Риктора? Интересно, а что она измеряет?
– Я дюмаю, – сказала госпожа Герпес, – надо убьрать это кюда-нибудь от греха подальше.
– Да-да, конечно, – торопливо поддакнул казначей.
Текучесть обслуживающего персонала в Университете была очень высокой.
– Выкинуть эту штуковину, – решил аркканцлер.
– О нет! Ни в коем случае, господин! – в ужасе воскликнул казначей. – Мы никогда ничего не выкидываем! К тому же, этот горшок, возможно, представляет немалую ценность.
– Гм! – сказал Чудакулли. – Ценность?
– Вполне вероятно, какой-нибудь любопытнейший исторический артефакт.
– Тогда впихните его в мой кабинет. Я уже говорил, кабинет надо несколько оживить. Будет давать тему для беседы, верно? Ну а сейчас мне пора. Нужно повидаться с одним человеком насчет дрессировки грифона. Всего хорошего, дамы…
– Э-э… аркканцлер; а здесь бы подпись… – начал было казначей, но обращался он уже к закрытой двери.
Никто не спросил Ксандру, который из слонов выплюнул шарик, да и сведения эти никому бы ничего не сказали.
В тот же день два грузчика перенесли единственный во вселенной действующий ресограф[5] в кабинет аркканцлера.
Никто еще не знал, как наложить звук на движущиеся картинки, однако уже существовал звук, в полном смысле неотделимый от Голывуда. Речь идет о стуке молотка.
Голывуд сделался разборчив. Новые дома, новые улицы, новые районы возникали буквально за ночь. И там, где наскоро обученным алхимикам-стажерам не по силам оказывались самые коварные стадии в производстве октоцеллюлозы, эти дома, улицы и районы с еще большей быстротой исчезали. Впрочем, это ничего не меняло. Едва только дым рассеивался, кто-то уже снова брал в руки молоток.
Голывуд разрастался путем простого деления клетки. Все, что требовалось, – это некурящий парень с твердой рукой, знакомый с алхимическими знаками, рукоятор, мешок демонов и много солнца. Ну и пара- тройка подсобных людишек. А людей здесь хватало. Если человек не умел разводить демонов, смешивать химикалии или плавно крутить ручку, он мог караулить лошадей или обслуживать столики, хранить загадочный вид и лелеять надежду. На худой конец, можно было заколачивать гвозди. Многочисленные хлипкие строения окружали подножие древнего холма. Планки, из которых они были сколочены, успели искривиться и выгореть под безжалостным солнцем, но потребность в строительстве лишь возрастала.
Ведь Голывуд привораживал людей. И толпы их стекались сюда каждодневно. Но люди прибывали сюда вовсе не за тем, чтобы стать конюхами, служанками или плотниками-поденщиками. Они хотели делать картины.
Хотя зачем – сами не знали.
Себя-Режу-Без-Ножа Достаблю было прекрасно известно, что всюду, где появляются два человека и более, тут же объявляется кто-то, кто будет пытаться всучить им подозрительного вида сосиску в тесте.
Теперь, когда Достабль сменил род занятий, возникли другие люди, взявшие на себя эту задачу.
Одним из них был клатчец Нодар Боргль, чей огромный гулкий сарай был не столько рестораном, сколько фабрикой-кухней. Один его конец занимали огромные дымящиеся кастрюли, а все остальное пространство было заставлено столами. И за теми столами…
Виктор был поражен.
…Сидели тролли, люди и гномы. И даже, похоже, несколько эльфов, самых скрытных обитателей Плоского мира. И еще множество других существ, которые, как истово понадеялся Виктор, были просто переодетыми троллями, иначе присутствующим грозили бы немалые беды. Самое поразительное заключалось в том, что все посетители поедали пищу, а не друг друга.
– Вот здесь берешь тарелку, становишься в очередь, а потом платишь, – сказала Джинджер. – Это называется самообслуживание.
– Платишь до того, как поешь? А если тебя накормят какой-нибудь дрянью?
Джинджер мрачно кивнула:
– В этом вся и штука.
Виктор пожал плечами и наклонился к гному за стойкой с обедами.
– Мне бы…
– Рагу, – сказал гном.
– Какое рагу?
– Рагу одно. Потому оно и рагу, – оборвал его гном. – Рагу – это рагу.
– Я хотел спросить – из чего оно?
– Если спрашиваешь, значит, не голоден, – сказала Джинджер. – Два рагу, Фрунткин.
В тарелку Виктора плеснули какого-то бурого месива. Непонятного происхождения куски, вынесенные на поверхность таинственными круговыми токами, вынырнули на мгновение и вновь затонули – хотелось бы надеяться, насовсем.
В кулинарии Боргль придерживался того же направления, что и Достабль.
– Или рагу, или гуляй. – Повар скосил глаз на Виктора. – Полдоллара. За полцены – дешево.
Виктор неохотно заплатил и поискал глазами Джинджер.
– Давай сюда, – махнула рукой Джинджер, садясь за один из длинных столов. – Привет, Громотоп. Как дела, Брекчия? Это Вик. Новенький. Привет, Сниддин, сперва и не заметила.
Виктор с трудом втиснулся между Джинджер и горным троллем, одетым, как ему показалось, в кольчугу, хотя вскоре выяснилось, что это всего лишь голывудская кольчуга, на скорую руку сплетенная из веревки и выкрашенная в серебряный цвет.
Джинджер завела оживленный разговор с двумя гномами – один из них был совсем маленьким, четырехдюймового роста, а другой был облачен в накидку из половины медвежьей шкуры. Виктор почувствовал себя лишним.
Тролль кивнул ему и, морщась, показал на свою тарелку.
– И это называется пемза, – сказал он. – Даже лаву не потрудились срезать. Песка бы хоть побольше положили…
