Здесь был Достабль. Здесь был племянник Достабля. Здесь был рукоятор. Здесь были статисты. Здесь были разнообразные вице-президенты и другие чины, вызванные к жизни самим фактом сотворения движущихся картинок. Здесь был Чудо-Пес Гаспод.
И у каждого, кроме пса, хихикающего себе втихомолку, был разинут рот.
Рукоятор продолжал машинально крутить ручку. Потом уставился на собственную руку так, словно уличил ее в чем-то неприличном, и остановился.
Достабль тем временем успел совладать с собственным трансом.
– Ух ты! – сказал он. – Вот канальство! Ну и дела!
–
Достабль пихнул рукоятора в бок:
– Все успел снять?
– Снять что?! – в один голос спросили Джинджер и Виктор.
И вот тогда Виктор увидел сидящего на песке Морри. В руке тролля зияла внушительного вида дыра. Утес пытался зашпаклевать ее чем-то. Поймав взгляд Виктора, Морри состроил жалостливую гримаску.
– Ты чего? Думаешь, стал Коэном-Варваром, да?
– Во-во, – сказал Утес. – Как это называется – так называть его, как ты его называл? А если ты и дальше будешь так своей железкой размахивать, мы потребуем надбавку по доллару в день – «на восстановление отколотых частей тела».
Виктор оглядел меч. На лезвии образовались несколько зазубрин, но он, хоть убей, не мог представить себе, откуда они взялись.
– Послушайте, – заговорил он в полном отчаянии. – Я действительно ничего не понимаю. Я никого никак не называл. Рисовать уже начали?
– Я сижу спокойно, вдруг что-то происходит, а в следующую секунду я уже лежу, уткнувшись носом в верблюжью шкуру, – раздраженно сказала Джинджер. – Имею я право знать, в чем тут дело?
Но их, по-видимому, никто не слушал.
– Ну почему мы не можем найти способ получить звук? – вопрошал Достабль. – Представляете, какой был бы обалденный диалог! Сам я ни слова не понял, но что-что, а хороший диалог от плохого я отличить могу.
– Попугаи, – ровным голосом произнес рукоятор. – Обычный зеленый очудноземский попугайчик. Поразительная птица. Объем памяти – как у слона. Наберите несколько десятков штук разного размера – и у вас будет полный голосовой…
Это положило начало обстоятельной технической дискуссии.
Виктор соскользнул со спины верблюда, нырнул под его шею и снизу вверх заглянул в лицо Джинджер.
– Слушай, – со всей возможной убедительностью заговорил он. – Это все та же история! Только в этот раз все было намного мощнее. Как во сне. Рукоятор повернул ручку, и мы точно уснули.
– Да, но что именно мы делали? – спросила она.
– Ты вот что делал, – повернулся Утес к Виктору. – Пригнал верблюда к палатке, спрыгнул с верблюда и давай мечом крутить, как мельница крыльями…
– А еще по камням скакал и смеялся громко, – подсказал Морри.
– Да, и ты сказал Морри: «Вот тебе, Гнусный Мирза-Овец!» – продолжал Утес. – После чего врезал ему мечом по руке, продырявил палатку…
– Мечом ты умеешь вертеть, – одобрительно заметил Морри. – Может, это показуха, но машешь лихо.
– Да я вообще не умею… – заикнулся было Виктор.
– А она лежит там, – рассказывал Утес, – вся из себя разреженная. Ну ты ее схватил, а она и говорит…
– Разреженная? – беспомощно спросила Джинджер.
– Разнеженная, – сказал Виктор. – Мне кажется, он имел в виду – разнеженная.
– И говорит: «О, да ведь это…» – Он запнулся. – Какой-то Вор… Богатый?… Бог Дамский?
– Бог Датский, – подсказал Морри, растирая руку.
– Да, а потом и говорит: «Тебе грозит большая опасность, потому что мой отец поклялся убить тебя». А Виктор и говорит: «Но теперь, о прекраснейшая роза, я могу открыть тебе, что на самом деле я – Смерть в среде бархан»…
– Что значит «разнеженная»? – подозрительно спросила Джинджер.
– …А потом и говорит: «Аи-аи, бежим со мной в кашбу» – или еще куда-то, не помню. И как ее… ну, как это называется… то, что люди губами делают?
– Свистнул? – со слабой надеждой спросил Виктор.
– Нет, как-то по-другому… Звук такой, как пробку из бутылки вытаскивают.
– Поцеловал, – холодно сказала Джинджер.
– Вот-вот. Я тебе не судья, но, по-моему, целовал ты ее очень крепко. Крайне поцелуйно получилось.
– Я уж думал, сейчас тебе ка-ак врежут… – произнес негромкий собачий голос за спиной Виктора.
Он попробовал, не оборачиваясь, пнуть говорившего, но промахнулся.
– И тут, – продолжал Утес, – ты опять запрыгнул на верблюда, поднял ее, а господин Достабль закричал: «Стоп, стоп! Что за ахинея здесь происходит? Кто-нибудь мне скажет, какого черта они это устроили?» И тогда ты, Виктор, сказал: «А что случилось?»
– Даже и не припомню, когда я в последний раз видел, чтобы так мечом махали, – сказал Морри.
– О, – отозвался Виктор. – Э-э, спасибо.
– И все эти крики – «Ха!» и «Получай, тварь!» Очень профессионально, – добавил тролль.
– Понятно, – кивнул Виктор, поворачиваясь и хватая за руку Джинджер. – Надо поговорить, – быстро прошептал он. – Где потише. За палаткой.
– Если ты думаешь, что я останусь наедине с тобой… – начала она.
– Слушай, сейчас не время разводить…
Тяжелая рука легла Виктору на плечо. Он обернулся и увидел глыбу Детрита, заслонившую весь мир.
– Господин Достабль сказал никому никуда не уходить. Все должны оставаться здесь, пока господин Достабль не скажет.
– Ну и надоел ты мне, – сказал Виктор. Детрит озарил его широкой улыбкой, сверкающей драгоценными камнями[12].
– Господин Достабль сказал, я могу скоро стать вице-президентом, – с гордостью сообщил он.
– Над кем? – спросил Виктор.
– Над вице-президентами.
Чудо-Пес Гаспод издал негромкое гортанное урчание. Верблюд, который до той минуты праздно созерцал небо, заерзал на песке и вдруг быстро ткнул вперед ногой, хватив тролля чуть ниже спины. Детрит взвизгнул. Гаспод обвел окружающий мир удовлетворенно-невинным взглядом.
– Пошли, – мрачно сказал Виктор. – У нас есть минутка-другая, пока он ищет, чем поколотить верблюда.
Они расположились в тени за палаткой.
– Хочу сразу предупредить, – холодно сказала Джинджер. – Я никогда в жизни не старалась выглядеть разнеженной.
– Может, стоит попытаться? – рассеянно заметил Виктор.
– Что?!
– Извини. Послушай, мы же все это не по своей воле делаем. Я совершенно не умею сражаться мечом. Я всегда им просто размахивал. А у тебя какие ощущения были?
– Знаешь, как бывает, когда кто-то что-то скажет и ты вдруг соображаешь, что до этой минуты грезила наяву?
– Такое чувство, словно твоя собственная жизнь куда-то отступает, а ее место заполняет что-то другое.
