– Не уверен, – несчастным голосом ответил он. – Не уверен, что Имп – подходящее имя для… этой музыки. – Его голос сошел на нет. Он зевнул.
– Имп? – сказал через некоторое время Глод.
– Хммм? – ответил Имп. А еще кто-то там наблюдал за ним. Это уж совсем глупо. Не может же он сказать: мне кажется, кто-то смотрел на меня, когда я стоял там, на сцене. Они ответят: правда? Все это очень таинственно, действительно, как такое могло быть?…
– Имп? – повторил Глод. – Почему ты постукиваешь пальцами вот так?
Имп посмотрел вниз.
– Я постукивалл?
– Да.
– Просто задумаллся. В общем, мое имя не подходит длля такой музыки. И имя, и фамиллия.
– А что они вообще значат на нормальном языке? – спросил Глод.
– Ну, вся моя семья – Селлайны, – ответил Имп, проигнорировав выпад против древнего наречия. – Это означает «падубовые». В Лламедосе только падуб и растет. Все осталльное сразу сгнивает.
– Не хотел говорить, – сказал Клифф. – Но «Имп» для меня звучит немного по-эльфийски.
– Это значит просто «деревянное ведро», – объяснил Имп. – Ну, вы понимаете. Вроде кадки или бадьи.
– Бадья… Бадья-и-Селлайн? – сказал Глод. – Бадди? Еще хуже Клиффа, по моему мнению.
– Мне… кажется, что это звучит правилльно, – сказал Имп.
Глод пожал плечами и выгреб из кармана пригоршню мелочи.
– У нас еще осталось больше четырех долларов, – сказал он. – Но я знаю, куда можно девать и их.
– Мы доллжно отлложить их длля вступлления в Гилльдию, – сказал новый Бадди.
Глод уставился куда-то между ними.
– Нет, – сказал он. – У нас еще нет правильного звука. Я хочу сказать – это было очень хорошо, очень… по-новому… – он посмотрел на Импа-Бадди тяжелым взглядом. – Но кое-что мы все-же упустили…
Он подарил Бадди-не-Импу еще один пронизывающий взгляд.
– Ты знаешь, что ты весь трясся? – спросил он. – Бегал по сцене карточках, как будто у тебя полные трусы муравьев?
– Ничего не мог поделать, – ответил Бадди. Ему хотелось спать, но ритм продолжал пульсировать у него в голове.
– Я тоже заметил, – сказал Клифф. – Когда мы шли сюда, ты всю дорогу подпрыгивал, – он заглянул под стол. – А сейчас притопываешь.
– И ты продолжаешь выстукивать пальцами, – сказал Глод.
– Я не могу перестать думать о музыке, – сказал Бадди. – Тут вы правы. Нам нужен… – он пробарабанил пальцами по столу, – звук вроде… панг панг панг ПАНГ Панг…
– Клавиши, ты имеешь в виду?
– Я имею?…
– В Оперном, на том берегу, появились эти новые пианофорте, – сказал Глод.
– А, это барахло не для такой музыки, как наша, – сказал Клифф. – Это барахло для важных жирных ребят в напудренных париках.
– Я предвижу, – сказал Глод, бросая на Бадди еще один косой взгляд, – что если мы поставим эту штуку где-то недалеко от Им… недалеко от Бадди, то очень скоро она станет вполне подходящей. Так что пойдем и возьмем ее.
– Я слышал, что они стоят по четыре сотни долларов, – сказал Клифф. – Ни у кого нет столько зубов.
– Я не имел в виду – купим его, – объяснил Глод. – Просто… позаимствуем на время.
– Воровство, – сказал Клифф.
– Нет, нет, – возразил Глод. – Мы позволим им забрать его назад, когда закончим с ним.
– О. Тогда все в порядке.
Бадди не был ни барабанщиком, ни троллем, поэтому видел, что в глодовой аргументации имеются логические изъяны. И несколько недель назад он бы об этом сказал. Но тогда он был хороший мальчик из долины, который не пил, не ругался и играл на арфе на каждом друидическом жертвоприношении.
Сейчас ему было нужно это пианино. На звук это было почти то, что надо.
Он постукивал пальцами в такт мыслям.
– У нас нет никого, кто будет на нем играть, – заметил Клифф.
– Ты притащишь пианино, – сказал Глод. – Я притащу пианиста.
И все это время они косились на гитару.
Волшебники продвигались к органу. Воздух дрожал вокруг них, как будто его подогревали.
– Что за нечестивый шум! – прокричал Преподаватель Современного Руносложения.
– О, не знаю, не знаю! – провизжал в ответ Декан. – Это довольно привлекательно!
Меж труб трещали разряды. Наверху качающейся конструкции можно было различить Библиотекаря.
– Кто подкачивает его?! – заорал Ведущий Диспутатор.
Ридкулли заглянул за орган. Рычаг сам по себе ходил туда-сюда.
– Я не потерплю этого, – прорычал он, – в моем проклятом университете. Это будет еще похуже студентов.
Он поднял арбалет и выпустил стрелу прямо в главный резервуар. Раздался долгий вопль в тональности Ля-мажор, а затем орган взорвался.
История последовавших за этим секунд была восстановлена впоследствии в обсуждениях, проходивших в Необщей Комнате, куда волшебники удалялись, чтобы выпить крепких напитков или, как в случае Казначея – горячего молока. Преподаватель Современного Руносложения клялся, что 64-футовая труба «Грависсима» взмыла в небо на огненном столбе. Профессор Неопределенных Исследований сообщил, что когда они нашли Библиотекаря в фонтане на площади Сатор, далеко за пределами Университета, тот без конца повторял «уук, уук» и ухмылялся.
Казначей сказал, что видел дюжину голых молодых женщин, прыгающих у него в кровати, но Казначей частенько рассказывал что-то вроде этого, особенно когда долго никуда не выходил.
Декан вообще ничего не говорил. Он смотрел на всех стеклянными глазами, а в волосах у него трещали искры.
Он пытался понять, как получилось, что он выкрасил свою спальню в черный цвет.
…а бит продолжался…
Жизнеизмеритель Импа стоял в центре огромного стола. Смерть Крыс расхаживал вокруг него, попискивая себе под нос.
Сьюзан тоже смотрела на него. Не было никаких сомнений, что весь песок перетек в нижнюю колбу, однако в верхней было что-то еще, наполнявшее ее и потихоньку стекающее вниз. Оно было бледно- голубым и бешено извивалось само по себе, как ополоумевший дым.
– Ты когда-нибудь видел что-то вроде этого? – спросила она.
– ПИСК.
– Я тем более.
Сьюзан вскочила. Туманные силуэты вдоль стен теперь, когда она привыкла к ним, уже не казались ей ни какими-то механизмами, но и не деталями интерьера. Они наводили на мысль о планетарии, который стоял на лужайке в школе, хотя траектории каких звезд они могли вычислять, она затруднилась бы сказать. Они казались проекциями вещей слишком странных даже для этого странного измерения.
Она хотела сохранить ему жизнь и это было правильно, она знала. Как только она услышала его имя… ну, оно было важно. Она унаследовала часть памяти Смерти. Она никогда не встречала этого парня, но может быть он – встречал. Она чувствовала, что его имя и лицо так прочно обосновались в ее сознании, что все ее мысли вращались вокруг него.
Что-то успело спасти его раньше нее.
Она опять поднесла жизнеизмеритель к уху. И обнаружила, что притопывает ногой. А далекие тени
