– Принимаешь ли ты пилюли из сушеных лягушек, старина? – поинтересовался Ридкулли.
– Конечно, нет, они для умственно неуравновешенных, – сказал Декан.
– Ага. Это и есть твоя проблема.
Занавес поднялся, или, говоря точнее, рывками убрался вбок.
Банда Рока сощурилась от света факелов.
Никто не захлопал. С другой стороны, никто ничего не метнул. По стандартам «Барабана» это был сердечный прием.
Ридкули разглядел высокого кудрявого юношу, сжимавшего нечто напоминающее недокормленную гитару или банджо, принимавшее участие в битве. Рядом с ним стоял гном с боевым горном. В тылу виднелся тролль, сидящий за грудой камней, имея в каждой лапе по молотку. С другой же стороны находился Библиотекарь, перед… Ридкулли наклонился вперед… перед чем-то, смутно напоминавшим скелет пианино, установленный на пивные бочонки.
Парня, казалось, парализовало обращенное на него внимание. Он сказал:
– Привет… э-э-э… Анк-Морпорк.
И, полностью истощенный этим словоизлиянием, принялся играть. Это был простенький рисунок, который вы и не заметите, услышав на улице. Он сопровождался последовательностью грохочущих аккордов и – вдруг сообразил Ридкулли – он не сопровождался ими, поскольку они и стали им. Это было невозможно. Никакая гитара не способна на такое.
Гномов горн взорвался секвенцией. Тролль подхватил ритм. Библиотекарь обрушил обе руки на клавиатуру, по всей видимости, на авось. Ридкулли никогда не слышал такого шума.
И вдруг… И вдруг… Это не было больше шумом. Это было вроде той чуши о белом свете, которую вечно несли молодые волшебники из Корпуса Магии Высоких Энергий. Они говорили, что все цвета вместе составляют белый, что по мнению Ридкули было совершеннейшей ерундой, поскольку каждый знает, что если смешать все краски, какие под руку подвернутся, то получится зеленовато-бурая масса, которая никоим образом не напоминает белый.
Весь этот шум, все это музыкальное месиво вдруг сконцентрировалось и сквозь него проглянула новая музыка.
Деканов кок трепетал.
Толпа двигалась.
Ридкулли заметил, что топает ногой. Он прижал ее к полу другой ногой. Он смотрел на тролля, ведущего бит и молотящего по своим каменюкам так, что стены тряслись. Руки Библиотекаря носились по клавиатуре, потом к ним присоединились и ноги. А гитара, не прерываясь, улюлюкала, визжала и пела мелодию.
Волшебники полпрыгивали на стульях и крутили пальцами в воздухе.
Ридкулли наклонился к Казначею и завопил на него.
– Что?! – проорал Казначей.
– Я говорю, все они свихнулись, кроме нас с тобой!
– Что?!
– Это все музыка!
– Да! Она великолепна! – закричал Казначей, размахивая костлявыми руками.
– А я уже не так уверен в тебе!
Ридкулли откинулся назад и извлек чудометр. Тот дергался как сумасшедший и ничем не мог помочь. По нему нельзя было сказать, магия это или нет. Он отвесил Казначею тычка.
– Это не магия! Это что-то другое!
– Вы совершенно правы!
У Ридкулли возникло ощущение, что он внезапно заговорил на чужом языке.
– Я имею в виду, что этого слишком много!
– Да!
Ридкулли вздохнул.
– Подходящее время для твоих лягушачьих пилюль!
Из развороченного пианино повалил дым. Пальцы Библиотекаря разгуливали по клавишам, как Казанунда по женскому монастырю.
Ридкулли оглянулся кругом. Он чувствовал себя совершенно одиноким.
Кое-кто еще оказался нечуствителен к музыке. Сумкоротый встал. Встали и его ассистенты, обнажив шишковатые дубинки. Ридкулли знал законы Гильдии. Без сомнения, они должны исполняться. Город не сможет существовать без этого. Если и существует нелицензированная музыка, то это именно она.
Тем не менее… он закатал рукав и приготовил шаровую молнию. Просто на всякий случай.
Один из ассистентов выронил дубинку и схватился за ногу. Другой развернулся кругом, как будто схлопотал в ухо. Шляпа Сумкоротого неожиданно смялась, словно кто-то треснул его по голове. Ридкулли, глаза которого ужасно слезились, вроде бы разглядел Зубную Фею, опускающую на голову Сумкоротого рукоятку косы.
Аркканцлер мыслил весьма здраво, но частенько страдал от того, что поезд его мышления медленно менял пути. Появление косы привело его в замешательство, ведь трава не имеет зубов, шаровая молния вспыхнула у него в пальцах, и пока руку его обжигала нестерпимая боль, он осознал, что в звуке что-то присутствует. Что-то дополнительное.
– О, нет, – проговорил он, пока шаровая молния падала на пол, опалив башмак Казначея. – Он же живой!
Он сгреб пивную кружку, яростно добил содержимое и грохнул ее кверху дном на стол.
Луна сияла над Клатчской пустыней, прямо над пунктирной линией. Пескам по обе стороны доставалось почти равное количество лунного света, несмотря на то что люди, подобные мистеру Клиту, находили данное состояние дел весьма прискорбным.
Сержант брел по утоптанному песку плаца. Он остановился, уселся на песок и извлек на свет божий сигару. Потом он достал спичку, наклонился и чиркнул ею об какой-то торчащий из песка предмет, который произнес:
– ДОБРЫЙ ВЕЧЕР.
– Я думаю, ты получил достаточно, а, солдат? – спросил сержант.
– ДОСТАТОЧНО ЧЕГО, СЕРЖАНТ?
– Два дня на солнце, без пищи и воды… Я полагаю, ты обезумел от жажды и умоляешь выкопать тебя, а? – продолжал сержант.
– ДА. БЕЗУСЛОВНО, ЗДЕСЬ ОЧЕНЬ СКУЧНО.
– Скучно?
– БОЮСЬ, ЧТО ДА.
– Скучно? Тебе не должно быть скучно! Это же Преисподняя! Ты должен испытывать ужасающие физические и духовные мучения! После одного дня здесь ты должен стать… – сержант исподтишка посмотрел на свою исписанную ладонь – …буйнопомешанным! Я наблюдал за тобой весь день, ты даже не стонал! Я не могу усидеть в своей… ну этом, там сидят, вокруг бумаги и эти, как их…
– КАНЦЕЛЯРИЯ.
– …и работать, когда ты здесь в таком положении! Я не вынесу этого!
Белая Тыква Пустыни взглянул вверх. Он почувствовал, что пришло время для жеста любезности.
– ПОМОГИТЕ, ПОМОГИТЕ, ПОМОГИТЕ, ПОМОГИТЕ, – сказал он.
Сержант расслабился.
– ЭТО ПОМОГАЕТ ЛЮДЯМ ВСЕ ЗАБЫТЬ, ПРАВДА?
– Забыть? Да они вообще ничего не помнят после… э-э-э…
– ПРЕИСПОДНЕЙ.
– Точно! Ее!
– А. ВЫ НЕ БУДЕТЕ ВОЗРАЖАТЬ, ЕСЛИ Я ЗАДАМ ВОПРОС?
– Чего?
– ВЫ НЕ БУДЕТЕ ВОЗРАЖАТЬ, ЕСЛИ Я ПОСИЖУ ЗДЕСЬ ЕЩЕ ОДИН ДЕНЬ?
Сержант открыл рот, чтобы ответить, а из-за ближайшнй песчаной дюны налетели Д'реги.
– Музыка? – переспросил Патриций. – Ах. Расскажи поподробнее.
