– Да, сэр.
– Йа – Йа.
– И ты, э-э-э… ты кидала что-нибудь на сцену?
– Нет, сэр!
– Где миссис Панариция?
– В постели с холодным компрессом, сэр.
– Неудивительно. – Ридкулли повернулся к Сьюзан. – Боюсь, люди здесь забавляются дурацкими гамбургерами.
– На завтрак я ем только мюсли, – сказала Сьюзан.
– Есть овсянка, – сказал Ридкулли. – Ее готовят для Казначея, потому что она не действует возбуждающе. – Он приподнял другую крышку. – Да, вот она, никуда не делась. Есть вещи, которые Музыке Рока не под силу изменить, и одна из них – овсянка. Позволь за тобой поухаживать.
Они расположились друг напротив друга.
– Ну, разве это не прелестно? – сказал Ридкулли.
– Вы смеетесь надо мной? – спросила Сьюзан подозрительно.
– Не так чтобы. Мой опыт мне подсказывает, что в сельдевых сетях оказывается все-таки в основном сельдь. А для смертного пользователя, такого как я, интересно каким образом Смерть вдруг превратился в юную девушку из ходячей натомии, к которой мы привыкли и к которой… привыкли.
– Натомии?
– Другое обозначение для скелета. От «анатомия», вероятно.
– Он мой дедушка.
– О. Да, ты же говорила. И что, это правда?
– Звучит довольно глупо. Впредь я буду называть кого-нибудь другого.
– Поработай на моем месте минут пять, а потом будешь говорить о глупости, – он извлек из кармана карандаш и осторожно приподнял им верхнюю половину своей булочки. – Гляди-ка, а тут еще и сыр, – сказал он с осуждением.
– Он куда-то исчез, а я вдруг узнаю, что все унаследовала я. Я хочу сказать, я ведь об этом не просила! Почему именно я? Расхаживать повсюду с этой дурацкой косой… это совсем не то, что я ждала от жизни…
– Это безусловно не то, о чем рассказывается в книжках про удачные карьеры, – сказал Ридкулли.
– Именно так!
– И я полагаю, тебя весьма это тяготит? – спросил Ридкулли.
– Мы не знаем, куда он делся. Альберт говорит, что его что-то тяготило, но он так и не сказал – что.
– Боги! Что такое может тяготить Смерть?
– Альберту кажется, что он способен… наделать глупостей.
– Бог ты мой. Не очень глупых глупостей, я надеюсь. Да и разве это возможно? Это было бы… самосмертоубийство. Или смертоцид.
К удивлению Сьюзан, Ридкулли похлопал ее по руке.
– Но я уверен, что мы все можем спать спокойно, зная, что мы на твоем попечении, – сказал он.
– Но там такой беспорядок! Хорошие люди умирают глупой смертью, плохие доживают до глубокой старости. Все так неорганизованно! Во всем этом никакого смысла! Никакой справедливости! Я хочу сказать, этот мальчик…
– Какой мальчик?
К ее изумлению и ужасу она почувствовала, что краснеет.
– Просто один парень, – сказала она. – Он должен был чрезвычайно нелепо умереть, я собралась спасти его, и тут его спасла музыка, и теперь она ввергла его во все неприятности, какие только бывают, и я все равно его спасу, и не знаю, почему.
– Музыка? – переспросил Ридкулли. – А не играет ли он на чем-то вроде гитары?
– Да! А откуда вы знаете?
Ридкулли вздохнул.
– Если ты волшебник, у тебя инстинктивное чутье на такие вещи. – Он еще немного потыкал свой гамбургер. – И зачем-то салат-латук. И один очень, очень тонкий ломтик соленого огурца.
Он позволил верхней половине булочки упасть на место.
– Музыка жива, – сказала она.
Что-то, пытающееся в течении последних десяти минут достучаться до внимания Сьюзан в течении последних десяти минут, пустило в ход ноги.
– О, мой бог!… – произнесла она.
– Которого из них ты имеешь в виду? – деликатно осведомился Ридкулли.
– Это же так просто! Она расставляет ловушки! Она изменяет людей! Они хотят играть музыку… Я должна идти, – заявила Сьюзан поспешно. – Э-э-э… большое спасибо за овсянку…
– Но ты ведь даже не попробовала ее, – заметил Ридкулли кротко.
– Да, но… но я очень хорошо ее рассмотрела.
Она исчезла. Через некоторое время Ридкулли наклонился вперед и поводил руками в том месте, где она только что сидела, просто на всякий случай. Затем он пошарил под мантией и извлек постер Свободного Фестиваля. Здоровенная хреновина с щупальцами – вот что было проблемой. Сконцентрируйте достаточно магии в одном месте, и ткань мироздания расползется на пятке, как декановы носки, которые, как мог заметить Ридкулли, последние несколько дней были чрезвычайно ярких расцветок.
Он помахал девушкам рукой.
– Благодарю вас, Молли, Долли и Полли, – сказал он. – Можете убрать все это.
– Йа – йа!
– Да-да, спасибо.
Ридкулли почувствовал себя очень одиноко. Он действительно наслаждался беседой с этой девушкой. Она оказалась единственным человеком, который не свихнулся и не был окончательно поглощен чем-то, чего он, Ридкулли, совершенно не понимал.
Он побрел было к себе в кабинет, но по дороге на него обрушился грохот, несущийся из комнат Декана. Дверь была приоткрыта.
Главные волшебники проживали в просторных апартаментах, включавших в себя кабинет, мастерскую и спальню. Декан склонился над горном в мастерской, с маской из закопченого стекла на лице и молотом в руке. Он был поглощен работой.
Искры разлетались во все стороны.
Вот это гораздо лучше, подумал Ридкулли. Может быть, это конец всему этому абсурду с Музыкой Рока и возвращение настоящей магии.
– Все в порядке, Декан? – спросил он.
Декан приподнял маску и кивнул.
– Почти закончил, Аркканцлер.
– Услышал еще с того конца коридора, как ты колошматишь, – сказал Ридкулли дружелюбно.
– А, работаю над карманами, – объяснил Декан.
Ридкулли тупо уставился на него. Известное количество довольно трудных заклинаний включали плавку и ковку, но карманы… – это было что-то новенькое.
Декан держал в руках лосины.
Строго говоря, это было не совсем то, что люди понимают под лосинами; ведущим волшебникам были свойственны особенные размеры – 120 сантиметров талия, 60 сантиметров ляжки – которые напоминали о ком-то, кто сидел на стене и нуждался в помощи королевской рати, чтобы собраться обратно. Они были темно-синие.
– Тебе приходится отковывать их? – спросил Ридкулли. – Миссис Панариция опять переборщила с крахмалом?
Он наклонился поближе.
– Ты что, заклепал их?
