– И что она означает?
– Она означает именно то, что на ней написано, – нахмурился Достаби. – А написано на ней, что она стоит десять вот этих кругляшков.
Он продемонстрировал золотую монету размером примерно с пирожок с рисом.
– И зачем люди покупают эти бумажки?
– Их не покупают, покупают на них.
Ринсвинд непонимающе покачал головой.
– Ну, ты идешь на рынок, – Достаби опять заговорил медленно, словно пытался объяснить некую очень сложную вещь форменному идиоту. – И говоришь: «Доброе ут-ро, мяс-ник, почем эти собачьи носы?», а он говорит: «Три райну, сёгун», ты говоришь: «У меня только пони, пойдет?» (смотри, на купюре в десять райну вы-гра-ви-ро-ва-на пони), и он дает тебе собачьи носы и семь монет того, что мы называем «сда-ча». А если бы на бумажке была обезьяна, это пятьдесят райну, он бы тогда сказал: «А помельче нет?» и ты…
– Но это всего-навсего клочок бумаги! – простонал Ринсвинд.
– Для тебя, может, и клочок бумаги, а для меня десять пирожков с рисом, – покачал головой Достаби. – А чем вы, заграничные кровопийцы, пользуетесь? Булыжниками с дырками?
Ринсвинд уставился на бумажные деньги.
В Анк-Морпорке были сотни бумажных фабрик, а некоторые умельцы из Гильдии Граверов могли выгравировать свое имя и адрес на булавочной головке.
Внезапно на него накатил порыв гордости за своих сограждан. Пусть они продажные, пусть корыстные, пусть жадные – но, видят боги, они настоящие мастера своего дела, а их тяга к знаниям поистине безгранична.
– Думаю, тебе стоит попытать судьбу. В Анк-Морпорке куча домов нуждаются в новой крыше.
– В самом деле? – Достаби навострил уши.
– О да! Дождь так и хлещет через дыры.
– И что, эти люди могут заплатить за новые крыши? Я, знаешь ли, слышал…
Ринсвинд вновь принялся разглядывать бумажные деньги. Потряс головой. Эта бумажки стоит десяти золотых…
– Они заплатят… э-э, купюрами ничуть не хуже качеством, чем эта, – сказал он. – А может, даже лучше. Я за тебя замолвлю словечко. А теперь, – поторопился добавить он, – ты не подскажешь, как мне побыстрее отсюда выбраться?
Достаби почесал в затылке.
– Все не так-то просто, – ответил он. – Кругом стражники и солдаты. И в этой своей шляпе ты слегка смахиваешь на чужеземца. М-да…
В некотором отдалении от них возникла какая-то суматоха – или, правильнее сказать, несколько усилилось уже имевшееся столпотворение. Толпа торопливо расступилась, как расступается любая толпа обычных горожан при появлении вооруженных до зубов людей. Стражники направлялись в сторону Достаби.
Тот тоже попятился, сияя дружелюбной улыбкой и всем своим видом показывая, что человеку с мечом всегда положена скидка.
Двое стражников волокли обвисшую фигуру. Когда они проходили мимо, фигура подняла окровавленную голову и прохрипела:
– Да Длится Вечно…
Но слова эти были прерваны ударом затянутого в перчатку кулака по губам пленника.
Стражники удалились прочь по улице. Толпа снова сошлась.
– Ц-ц-ц… – Сам-Себе-Харакири приложил палец к губам. – Похоже… Эй! Ты где?
Ринсвинд появился из-за угла. Сам-Себе-Харакири посмотрел на него с явным уважением. Тем более так уж вышло, что появление Ринсвинда сопровождалось негромким громовым раскатом.
– Похоже, еще одного взяли, – Достаби показал головой. – Наверное, поймали за развешиванием листовок.
– Одного из кого? – не понял Ринсвинд.
– Из Красной Армии. Ха!
– А.
– Я на это не очень обращаю внимание, – продолжал Сам-Себе-Харакири. – Все твердят, якобы сбудутся какие-то древние легенды насчет императоров и прочего. Я лично в это не верю.
– Вид у него был не слишком легендарный, – заметил Ринсвинд.
– Люди доверчивые, верят всему подряд.
– И что с ним сделают?
– Сейчас, когда император вот-вот умрет, трудно сказать. Скорее всего, отрежут руки и ноги.
– Как? Почему?
– Потому что молодой еще. К нему проявят снисхождение. Будь он постарше – торчать его голове на пике на дворцовых воротах.
– Такое жестокое наказание за то, что он просто наклеил листовку!?
– Зато потом ему уже нечем будет клеить. Ринсвинд бочком попятился.
– Спасибо, – вымолвил он и заторопился прочь. – О нет, – бормотал он, прокладывая себе путь сквозь толпу. – Я не ввязываюсь в истории, в которых людям так запросто рубят головы.
И тут кто-то опять огрел его по затылку. Но на этот раз вежливо.
«Интересно, а что сталось со старым добрым „Эй, ты!“?» – только и успел подумать Ринсвинд, падая сначала на колени, потом на подбородок.
Серебряная Орда бродила по переулкам Гункунга.
– И как это называется? – гундел Маздам. – Режь всех подряд, поджигай все, что горит? Что-то не похоже… Раньше я ходил с Брюсом-Гуном, так вот, чтобы мы проникли в город, прикинувшись какими-то ё…
– Господин Дикий, – поторопился прервать его Профессор Спасли, – по-моему, сейчас самое время обратиться к списку, который, между прочим, я специально для тебя составил.
– К какому еще списку, черт побери? – Маздам воинственно выпятил челюсть.
– К списку приемлемых и цивилизованных слов, помните? – Этот вопрос Профессор Спасли адресовал всей Орде. – Помните, я вам рассказывал про ци-ви-ли-зо-ван-ное по-ве-де-ние? Для осуществления наших долгосрочных стратегических планов цивилизованное поведение жизненно важно.
– А что такое долгосрочные стратегические планы? – полюбопытствовал Калеб-Потрошитель.
– Это то, что мы будем делать дальше, – объяснил Коэн.
– И что мы будем делать дальше?
– Будем действовать по Плану, – ответил Коэн.
– Да я все эти планы… – начал Маздам.
– Список, господин Маздам, не забывай, что пользоваться можно только словами из списка, – оборвал его Профессор Спасли. – Когда речь идет о пересечении пустынь, тут я полагаюсь на ваше знание предмета, но сейчас мы говорим о цивилизации, и вы, господа, должны использовать правильные слова. Уж будьте любезны!
– Лучше делай, как он говорит, Маздам, – посоветовал Коэн.
Маздам неуклюже вытащил из кармана засаленный клочок бумаги и развернул.
– «Елки-палки»? При чем тут какие-то елки?! – Он словно не верил своим глазам. – «Гори оно все ярким пламенем»? «Накрыться медным тазом»?
– Это… цивилизованные ругательства, – объяснил Профессор Спасли.
– Ну, так можешь взять их и…
– И? – Профессор Спасли предостерегающе поднял палец.
– И запихать себе в…
– Да?
– В…
