Ринсвинд. – К следующему ледниковому периоду нас и след простынет…»
Вдруг до него дошло, что все это время он расколупывал стену, отделяющую его камеру от камеры Двацветка. Ухлопать несколько тысяч лет на то, чтобы вломиться в соседнюю камеру, – вот истинный пример неэффективного использования времени.
Ринсвинд принялся за другую стену. Он скреб… скреб…
Раздался жуткий вопль.
Скребскребскребскреб…
– Наверное, император проснулся, – прокомментировал из дыры в стене голос Двацветка.
– Что-то вроде утренней пытки? – Ринсвинд замолотил отвалившимся кусочком по огромным каменным блокам.
– Он не виноват. Он просто не понимает.
– В самом деле?
– Это как с маленькими детьми. Ты когда-нибудь замечал, с каким интересом дети отрывают крылышки мухам?
– Лично я никогда никому ничего не отрывал, – ответил Ринсвинд. – Мухам вообще доверять нельзя. На вид маленькая, но может оказаться такой стервой.
– Нет, я детей вообще имею в виду.
– Да? И что?
– Ну а он – император. И никто не удосужился объяснить ему, что поступать таким образом плохо. Тут дело лишь в масштабе. Пять семейств боролись друг с другом за корону. Чтобы стать императором, он убил собственного племянника. Никто так и не объяснил ему, что нельзя убивать людей ради собственного развлечения. По крайней мере, все, кто пытался это сделать, не дожили до конца первого предложения. И все эти Хоны, Фаны, Таны, Суны и Максвини на протяжении тысячелетий резали друг друга почем зря. Это называется преемственностью поколений.
– Максвини?
– Семейство с очень древними корнями.
Ринсвинд мрачно кивнул. Наверное, это чем-то похоже на разведение лошадей. Создаешь систему, при которой выживают только вероломные убийцы, и в конце концов получаешь чистокровных вероломных убийц. Так дальше и живешь. Сто раз подумаешь, прежде чем наклониться над колыбелькой, где лежит твой любимый сынок…
Послышался еще один вопль.
Ринсвинд принялся неистово пинать стену ногами.
В замке повернулся ключ.
– О! – только и сказал Двацветок.
Но дверь не отворилась.
Выдержав паузу, Ринсвинд подошел к двери и осторожно толкнул ее.
Дверь распахнулась, но не слишком широко: лежащее ничком тело стражника представляет собой необычный, но весьма эффективный блокиратор.
К кольцу в двери было прицеплено другое кольцо, содержащее кучу разных ключей…
Неопытный узник, выбравшись из своей камеры, просто-напросто побежал бы куда глаза глядят. Но Ринсвинд с отличием закончил школу выживания и потому знал: в подобных обстоятельствах самое лучшее выпустить всех заключенных до единого, быстренько похлопать каждого по спине, крикнуть: «Быстрей! Стражники уже бегут сюда!», а после этого засесть в каком-нибудь тихом местечке и дождаться, пока затихнут звуки погони.
В первую очередь он отпер камеру Двацветка. У коротышки был более костлявый и неряшливый вид, чем помнилось Ринсвинду, к тому же у него отросла клокастая борода. Но одна, самая значительная особенность его лица, которую Ринсвинд запомнил яснее всего, не изменилась. Этой чертой была широкая, сияющая, доверчивая улыбка человека, искренне убежденного, что нынешняя неприятность не более чем смешная ошибка и что разумные люди скоро обязательно во всем разберутся.
– Ринсвинд! Так это и в самом деле ты! Ну разве мог я подумать, что когда-нибудь снова повстречаюсь с тобой!
– Я надеялся примерно на то же самое. Двацветок посмотрел мимо Ринсвинда, на валяющегося на полу стражника.
– Он умер? – спросил он о человеке с мечом в спине, причем от меча торчала только рукоятка.
– Я бы сказал, очень даже вероятно.
– Это твоих рук дело?
– Я же был внутри камеры!
– Поразительно! Отличный фокус!
Ринсвинд вспомнил, что, невзирая на несколько лет убедительнейших доказательств, Двацветок так и не пожелал поверить, что его компаньон способен к волшебству не больше, чем самая обычная муха. Все попытки переубедить его ни к чему не привели. Просто к списку несуществующих достоинств Ринсвинда прибавилась еще и скромность.
Ринсвинд опробовал еще несколько ключей, открывая другие камеры. Оттуда появлялись косматые, оборванные люди. Они подслеповато моргали, приспосабливаясь к полутьме подземелья. Один из узников, которому пришлось повернуться боком, чтобы пролезть в дверь, оказался Тремя Запряженными Волами. Судя по всему, его били, хотя с тем же успехом это могло сойти за следы чьих-то тщетных попыток привлечь его внимание.
– Это Ринсвинд, – горделиво произнес Двацветок. – Великий Волшебник. Он убил стражника, не выходя из камеры.
Узники вежливо осмотрели труп.
– Я этого не делал, честно, – пробормотал Ринсвинд.
– А еще он очень скромный.
– Да Живет Дело Народа! – выкрикнул распухшими губами Три Запряженных Вола.
– И Полпинты Добавки Сюда! – подхватил Ринсвинд. – Вот, парень, ключи, идешь и выпускаешь людей, ну, чоп-чоп.
Один из освобожденных узников похромал в конец коридора.
– Там еще один мертвый стражник, – сообщил он.
– Это точно не я, – жалобным голосом произнес Ринсвинд. – То есть я, может, и хотел, чтобы он умер, но…
Бывшие узники слегка попятились. Опасно находиться в непосредственной близости от человека, который способен так хотеть.
Происходи дело в Анк-Морпорке, кто-нибудь обязательно фыркнул бы: «Ага, конечно, этот парень вот так вот взял и магически пырнул стражника в спину!» Но это потому, что анк-морпоркцы знают Ринсвинда. Знают они и то, что, если настоящий волшебник действительно захочет тебя прикончить, он тебя так пырнет – никакой спины не останется.
Три Запряженных Вола наконец овладел искусством открывания дверей. Одна за другой двери отворялись…
– Цветок Лотоса? – произнес Ринсвинд.
Прильнув к руке Трех Волов, девушка приветливо улыбнулась Ринсвинду. За спиной у нее сгрудились остальные члены ячейки.
И вдруг, заметив Двацветка, она, к величайшему удивлению Ринсвинда, громко вскрикнула и бросилась тому на шею.
– Вечная Слава Дочерней Нежности! – монотонно пропел Три Запряженных Вола.
– Прежде Чем Ударить, Закрой Крышку! – поддержал Ринсвинд. – Э-э. А что, собственно, происходит?
Какой-то очень маленький солдат Красной Армии потянул его за балахон.
– Он ее папа, – объяснила Одна Любимая Жемчужина.
– Но ты ни разу не рассказывал, что у тебя есть дети!
– Не может быть, наверняка рассказывал. Причем часто, – ответил Двацветок, выпутываясь из
