Маскарад (пер. С.Увбарх под ред. А.Жикаренцева)

Лестница была короткой – всего один пролет – и заканчивалась люком, открывающимся в закулисное пространство. Она заблудилась всего в паре дверей от реального мира.

Ее появления никто не заметил, что было не ново. Люди, как правило, исходили из того, что, когда в ней возникнет нужда, Агнесса непременно окажется рядом.

Уолтер Плюм уже ускакал прочь, очевидно поспешая по каким-то своим неотложным делам. Агнесса в сомнении огляделась. Наверное, если бы она исчезла, никто бы этого тоже не заметил – пока Кристина не открыла бы свой очаровательный ротик…

Он не хотел отвечать, но когда к Уолтеру Плюму обращались, он должен был ответить. А еще у нее создалось впечатление, что врать он не умеет. Врать – это плохо.

Она ни разу не бывала в балетной школе, которая располагалась неподалеку от сцены, но представляла собой особый, замкнутый мирок. Каждый день оттуда появлялись танцовщицы – словно тоненькие щебечущие овечки под присмотром престарелой матроны, – и выглядели балеринки так, будто кормили их исключительно маринованными лимонами. Только задав несколько робких вопросов работникам сцены, Агнесса поняла, что девочки поступили в балетную школу по собственному желанию.

А однажды она забрела в их раздевалку. Там тридцать девочек мылись и переодевались на площади, существенно меньшей, чем кабинет господин Бадьи. Раздевалка имела к балету такое же отношение, какое компост имеет к розам.

Агнесса снова осмотрелась. На нее по-прежнему не обращали никакого внимания.

Тогда она направилась в сторону школы. Идти было всего ничего – несколько шагов по зловонному коридору с досками объявлений на стенах. Пахло каким-то древним жиром. Мимо порхнули две девочки. Их никогда не увидишь поодиночке: они всегда появляются группками, словно майские мушки. Толчком отворив дверь, Агнесса шагнула в балетную школу.

Отражения отражений отражений…

Зеркала были на каждой стене.

Несколько девушек, держась за деревянные поручни, выполняли упражнения. При звуке открываемой двери они оглянулись.

Зеркала…

Выбравшись обратно в коридор, Агнесса прислонилась к стене и перевела дух. Она терпеть не могла зеркала. Ей всегда казалось, что они над ней смеются. Ведьмы тоже не любят зеркала. По слухам, эти серебристые стекла высасывают душу, что-то вроде того. Ведьма ни за что на свете не встанет между двух зеркал…

Но кто-кто, а Агнесса не ведьма. Это можно было утверждать со всей определенностью. Глубоко вздохнув, она вернулась в балетный зал.

Куда ни посмотри, во всех направлениях тянулись бесчисленные ряды ее отражений.

С трудом сделав несколько шагов, Агнесса, провожаемая удивленными взглядами танцовщиц, крутнулась вокруг своей оси и принялась хватать рукой воздух в поисках дверной ручки.

Недосып, сказала она себе. И общее перевозбуждение. Кроме того, ей и делать-то тут нечего. Во всяком случае, сейчас, когда она знает, кто такой Призрак.

Ну конечно. Призраку не нужны никакие потайные пещеры. Зачем? Ведь наилучшее укрытие – это быть у всех на виду.

Господин Бадья постучал в дверь кабинета господина Зальцеллы.

– Войдите, – откликнулся приглушенный голос.

В кабинете не было никого, но в дальней стене располагалась еще одна дверь. Бадья опять постучал, после чего затряс дверной ручкой.

– Я в ванной, – ответил Зальцелла.

– Ты в приличном виде?

– Я полностью одет, если вы про это. Там, случаем, ведро со льдом не принесли?

– Так это ты его заказывал? – виноватым голосом спросил Бадья.

– Да.

– Я, э-э, забрал его к себе в кабинет, чтобы засунуть туда ноги…

– Ноги? Но почему именно… ноги?

– Э-э… Я, знаешь ли, отправился пробежаться по городу, сам не знаю зачем, почему-то вдруг захотелось…

– И?…

– И на втором круге у меня башмаки загорелись.

Послышалось плескание, приглушенное бормотание, после чего дверь распахнулась, и в проеме показался Зальцелла в фиолетовом халате.

– А сеньора Базилику связали? – спросил он, капая на пол.

– Он сейчас репетирует с герром Трубельмахером.

– С ним… все в порядке?

– Послал на кухню за закуской. Зальцелла потряс головой.

– Поразительно.

– А переводчика заперли в буфет. Разгибаться он наотрез отказывался.

Бадья осторожно присел. Он был в мягких шлепанцах.

– А… – начал Зальцелла.

– Да?

– А эта жуткая женщина – с ней что?

– Госпожа Ягг показывает ей Оперу. Да, да, я слаб! Но на кону были две тысячи долларов, не забывай!

– Наоборот, я постараюсь как можно быстрее забыть, – сказал Зальцелла. – Обещаю никогда больше не вспоминать об этом ужасном обеде, если вы, со своей стороны, тоже о нем забудете.

– О каком-таком обеде? – невинно переспросил Бадья.

– Отлично.

– Однако нельзя отрицать, эффект она производит поразительный…

– Понятия не имею, о ком вы.

– Теперь-то мне понятно, откуда у нее такое богатство…

– О чем вы! У нее же лицо как топорище!

– Говорят, королева Изириель Клатчская страдала от косоглазия, что не помешало ей поменять четырнадцать мужей, и это только по официальным данным. Кроме того, она слегка прихрамывала…

– Я думал, она умерла добрых двести лет назад!

– Я говорю о госпоже Эсмеральде.

– Я тоже.

– По крайней мере, постарайся быть вежливым с ней во время приема перед сегодняшним представлением.

– Попытаюсь.

– Очень надеюсь, что две тысячи – это только начало. Каждый раз, выдвигая ящик стола, я обнаруживаю там новые счета! Такое впечатление, мы должны всем!

– Опера – вещь дорогая.

– Кому ты это говоришь? И только я собираюсь завести бухгалтерскую книгу, как происходит очередной кошмар. Интересно, дадут ли мне хоть пару часиков, чтобы пожить спокойно?

– В опере?

Голос звучал приглушенно, поскольку доносился из полуразобранного механизма органа.

– Отлично, а теперь послушаем си второй октавы.

Чей-то волосатый палец надавил на клавишу. Раздался прерывистый стук, после чего из механизма донеслось звонкое «дзынь».

– Проклятье, сорвалась с колка… подожди… ну-ка, еще раз…