Реквием по червю

Мы стояли на узкой тропинке.

Подходы к МВ казались свободными, нам никто не мог помешать.

Оглядываясь, мы двинулись вперед и вдруг оказались на тонущей в радужном сиянии аллее. Среди людей, явно торопившихся к какому-то известному им центру, мы ничем особенным не выделялись. Ну, может, не очень уверенной походкой и несколько старомодной одеждой. Но здесь и там мелькали похожие плащи и шляпы. Конечно, другой покрой, но наши дизайнеры не подкачали.

То здесь, то там раздавался смех. Обрывки фраз. «Разве не рано…» — «Но Эдик на месте…» — «А если его не будет у Эдика?..» — «Да почему?..» И доносился откуда-то неясный механический шум — то ли шипение пневматики, то ли что-то еще такое.

Шипение.

И гул голосов.

Шипение и сразу гул множества голосов.

— Взгляни! Ты взгляни под ноги!

Пораженный, я остановился.

Упругие дорожки и аллеи, разбегающиеся среди деревьев парка, во многих местах были расписаны, исчерканы, зарисованы цветными мелками. «Ждем у эдика…» — «Встретимся у эдика…» — «Найдешь нас у эдика…» Неизвестный Эдик, чье имя писалось со строчной буквы, оказался в Будущем личностью весьма популярной. Я видел, как Илья поджал губы. Наверное, вспомнил свои размышления о Будущем. К счастью, несколько в стороне от аллеи, по которой мы шли, прокатился глубокий гром, вспыхнуло небо и вдруг ввысь — над аллеями, над толпами, над невидимым близким городом — вознеслись сияющие фонтаны, невероятные величественные каскады огня, безмерные расплывающиеся облака цветных огней.

Они вспухали.

Они торжественно лопались.

Они расцветали в небе, как гигантские розы.

И до нас сразу докатился ликующий шум толпы: «Галлинаго!..»

— Что это значит? Илья пожал плечами.

Мы в Будущем, говорил этот жест. Правда, не в том Будущем, куда со временем попадает каждый, разменяв здоровье на года, а в том, куда мы попали по своей воле, пока что ничего не потеряв.

На центральной аллее наплыв людей ошеломлял.

Улыбки, смех, сверкающие глаза. Мы не видели озабоченных лиц.

Девчушки в коротковатых платьицах, юнцы в блестящих тряпках, люди пожилые и откровенно старые, некоторые даже в шляпах, неистово орали, плясали, подпрыгивали. Их будто било током. И время от времени все это человеческое море взрывалось единым кличем: «Галлинаго!..»

Редкое единение.

Смеющаяся рыжая женщина размахивала голубым флажком. Приплясывал невысокий кореец, вскидывая над собой толстую книгу. Древний старик, играя в такт голосам плечами, разбрасывал розы. Каждый сам по себе был понятен, внятен, не вызывал никаких вопросов, но все вместе…

Смысл общего действа ускользал от нас.

— Ты писатель, — шепнул я. — О чем они кричат?

Но Илья уже подмигнул мне: — Галлинаго! Я похолодел.

Приплясывающий кореец вынырнул из толпы. Он явно понял выкрик Ильи. Он радовался вместе со всеми. Он хотел, чтобы мы тоже радовались:

— Он опять с нами!

— Галлинаго! — крикнул Илья.

— Мы вернули его!

— Ты что-нибудь понял? — быстро спросил я, когда кореец несколько отдалился.

— А что тут непонятного? — ответил Илья и начал ввинчиваться в толпу.

Я не боялся заблудиться, но уходить далеко от МВ в мои планы не входило.

Одновременно до меня дошло, что Илья ввинчивается в толпу не просто так. Он явно старался держаться поближе к приплясывающему корейцу. Возможно, хотел глянуть в книгу, которой размахивал кореец. Разве не интересно заглянуть в книгу, изданную в последней четверти загадочного двадцать первого века?

— «Буро-черная голова… — Илья, несомненно, цитировал. — По темени продольная широкая полоса охристого цвета… Спина бурая, с рыжими, скорее ржавыми пятнами… Длинный нос, острый, как отвертка… Ноги длинные, с зеленоватым отливом…» Неужели ты не помнишь? «Гнездится на болотах и во влажных еловых лесах…» Gallinago gallinago Linneus!.. Видишь, я не зря штудировал Брема. Если хочешь, могу напомнить, что мы съели не одного галлинаго. А последних съел Эдик.

— При чем тут это?

— А не водись длинноносая птичка на наших болотах, никто из нас не дотянул бы до Будущего.

— Да о чем ты? Объясни!

— Да о наших крошечных галлинаго. О наших длинноносых болотных куличках. Помнишь, Эдик утверждал, что вкуснее всего они под чесночным соусом? Чесночным соусом он называл хорошо растертый чеснок. Под этим соусом были съедены последние кулички. Эдиком.

Я растерялся.

Ликующая толпа вынесла нас на круглую, прогнутую, как воронка, площадь.

И там, над площадью, в самом ее центре, над многими тысячами торжествующе задранных в небо лиц, мы увидели, наконец, то, к чему рвались эти толпы — массивный, высеченный из единой гранитной глыбы монумент, над которым переливались, цвели невесть как высвеченные слова:

ГАЛЛИНАГО!

ОН ОПЯТЬ С НАМИ!

Каменный щербатый человечек в бейсбольном каменном кепи.

Каменные нехорошие глаза, прикрытые стеклами солнцезащитных очков с крошечным, но хорошо различимым фирменным знаком. Знакомый каменный зад, обтянутый джинсами. Кейс-атташе в руке. А правую руку каменный человечек вскинул над головой, то ли приветствуя собравшихся, то ли отмахиваясь сердито от ликующих возгласов.

Перед нами возвышался монумент Эдику.

Но для Ильи это был не просто Эдик. Для него это было крушением всех надежд. Теперь Илья окончательно убедился в том, что мы все-таки занесли вирус эдика в Будущее. Не мы лично, конечно, а наши книги, наша память, наше нежелание раз и навсегда вычеркнуть эдика из истории, как Эдик вычеркнул из истории болотных куличков.

Но зачем легкая асимметрия, несколько портящая массивную фигуру? — внимательно присмотрелся я. Зачем легкий, почти не бросающийся в глаза перебор всего того, что нормальным людям дается в меру? Зачем нос, удлиненный больше, чем надо? Зачем рука, поднятая выше, чем следует? Зачем вспыхивают в прозрачном, сияющем, пузырящемся от свежести вечернем воздухе все новые и новые слова?

ТИП — ХОРДОВЫЕ

ПОДТИП — ПОЗВОНОЧНЫЕ

КЛАСС — МЛЕКОПИТАЮЩИЕ

ОТРЯД — ПРИМАТЫ

СЕМЕЙСТВО — ГОМИНИДЫ

РОД-ГОМО

ВИД — САПИЕНС

ИМЯ — ЭДИК

Это же ключ! — понял я.

Имя героя не пишут со строчной буквы.

Имя героя, как правило, заслуживает заглавной.

Значит, что-то не так. Значит, я чего-то не понимаю. Иначе Илья не веселился бы так откровенно,