– Шемен Турак, – объясняет старик, – означает благовонное масло, привезенное из страны Турак.
– Ага, – удовлетворенно кивает Рабинович.
Наивный старый человек даже не заметил, как попал в искусно расставленную ловушку. Прокурор делает значительную паузу и наносит сокрушительный удар:
– А разве была тогда, во времена царя Соломона, страна, которая называлась Турция?
– Этого я не знаю, – все так же смиренно, но без запинки отвечает старый меламед. – В те времена я еще не родился.
В зале вспыхивает смех, а прокурор стискивает зубы. Чертов невежда не в состоянии вести цивилизованную дискуссию и выворачивается при помощи средневековых методов. Поразительно, что эти методы так действуют на публику! Раздраженный председатель громко звонит в колокольчик.
– А ты сам учил когда-нибудь географию?
– Мне достаточно той географии, которая есть в Торе.
– Хорошо, – приступает к другой своей домашней заготовке прокурор. – Тогда скажи мне, как понимать эти слова из Торы: «свершить мщение над народами, наказание – над племенами»[118]? Значит, в хедерах призывают учеников относиться с ненавистью к гоям?
Старик отрицательно качает головой.
– Читайте в этом отрывке дальше, – мягко говорит он. – Там сказано: «…чтобы заковать царей в узы и вельмож их – в оковы железные…». То есть Книга псалмов ополчается на царей и вельмож – в точности, как это делают большевики.
В зале снова поднимается смех.
– А что написано дальше? – кричит прокурор, перекрикивая шум публики. – «…свершить над ними приговор»! Вот мы вас и судим!
– Сегодня вы судите нас судом неправедным… – в наступившей тишине старый меламед поднимает вверх артритный замызганный палец. – Но придет день, и Всевышний будет судить вас на суде справедливости!
Зал взрывается аплодисментами – даже колокольчик взбешенного Абы Когана не слышен в поднявшемся гаме. Публика свистит, топает, кричит. Коган откладывает бесполезный колокольчик, переводит дух. Нет, спектакль идет совсем не так, как было задумано. Реакционеры и клерикалы не желают добровольно слезать со сцены, да и невежественная масса не откажется от своего проклятого хедера без серьезной борьбы. Председатель суда встает, чтобы объявить перерыв до следующего дня.
Глава 26
На третий день выступали прокурор и защитник. Исер Рабинович начал свою речь следующим образом:
– Сейчас перед нашими глазами друг против друга стоят два враждующих мира – уходящий и новый. И этот суд – проявление борьбы между ними, бескомпромиссной борьбы за наше будущее. Мы с вами судим хедер, а вместе с ним и затхлую еврейскую религию, реакцию, иудаизм с его ивритом. Мы с вами судим тот самый хедер, который дошел до нас с незапамятных времен, не претерпев при этом никаких изменений, словно бы не было прогресса и Октябрьской революции. Несчастных детей заставляют корпеть над Библией и Гемарой, забивая их головы ненужными сведениями, совершенно не связанными с реальной жизнью.
Как правило, ребенок не в состоянии понять значения заучиваемых выражений, и в результате учеба становится для него мукой, бессвязным нагромождением непонятных слов. Разве может маленький мальчик изучать законы о семье, об отношении к женщине, о браке, разводе? Зачем ему эти и другие законы и толкования, нагроможденные в святых книгах? Нет никакой связи между этими древними инструкциями и современными законами.
– Что понимает этот старик – меламед, – тут Рабинович бесцеремонно ткнул пальцем в сторону Авраама, – в проблемах современного воспитания? Это не педагогика. Это антипедагогика. Здесь уже многое говорилось о санитарном состоянии хедеров, об отсутствии свежего воздуха в помещениях, о тесноте, в которой дети вынуждены просиживать часами, об опасности хедеров для детского зрения и для здоровья вообще. Опасности подвергается и психическое состояние детей, их нервы напряжены, они истощены от усталости.
Зубрежка в хедерах длится с утра до вечера. Меламеды бьют детей, ставят их на колени, оставляют без обеда. Это надругательство над маленьким человеком! В хедере нет ни красок, ни радости, ни света, – ничего эстетического. Неудивительно, что питомцы хедера становятся физическими и духовными калеками.
Тексты Пятикнижия и Гемары носят безнравственный характер. Возьмите хотя бы рассказ о Яакове и о его обмане, об убийстве сорока двух детей только для того, чтобы поиздеваться над лысым Элишей… Прибавьте к этому предательство Яэлью побежденного и гонимого Сисры, убийство Ариэля из Хет царем Давидом, считающимся нашим праведником и еще множество подобных историй. Религия проповедует ненависть к народам мира, пропагандирует идеологию «богоизбранного народа», национального шовинизма.
Между религией и классовой борьбой лежит бездна. Религия призывает к покорности, смирению, полному повиновению Всевышнему, правителям, Моше-Рабейну, священникам, буржуям и людям, стоящим у власти. Буржуазное общество придумало ад и рай, чтобы люди и помышлять не могли о борьбе с акулами капитала, ибо, если восстанешь – изжаришься в аду. Подчинись, даже если тебе будет плохо в этом мире, и тогда ты заслужишь рай на том свете! Вот чему учит религиозная литература, не жалея ярких красок для описания рая. Поэтому в руках контрреволюции религия является наиболее эффективным оружием.
Но мы, в наше революционное время, должны смело сказать «нет!» религиозной школе! Ибо у нее нет права на существование. Это – ядовитый, смертельный наркотик, которым пичкают наших детей. Он тянет их под власть капиталистов, призывает ненавидеть другие народы и проповедует непримиримый национализм. Рабочий класс несовместим с национализмом, антисемитизмом и погромами. Советская власть не позволит преследовать еврейский народ, его культуру и его язык идиш.
Лишь при буржуазном строе возможно было преследование идиша – языка народа. А сейчас народ выступает против вашего святого языка, против языка религии, противопоставляющего себя революционному миру. Изучение иврита перегружает ребенка, отнимает у него время, замедляет его развитие. Буржуазия и клерикалы заинтересованы в одурманивании детских мозгов. Зато мы, рабочие, ведем непримиримую борьбу с ивритом. Вы, приверженцы хедера, презираете язык народа, называете его низким жаргоном. Но и вы не можете отрицать того, что иврит – мертв, а идиш – язык жизни. И напрасно сионисты пытаются оживить труп «святого языка»!
Голос Исера Рабиновича звенит. Прокурор гордо стоит на сцене клуба имени Розы Люксембург, его сверкающие глаза прозревают счастливое будущее. На этом величественном пророке наших дней – серые брюки и украинская рубашка с вышивкой; голову его украшает аккуратная лысинка величиной с ладонь.
– Через одно или два поколения никто и не вспомнит об этом гнилом иврите, он пропадет на свалке истории точно так же, как ушли в небытие десятки других мертвых языков. У вашего иврита нет никаких шансов на выживание! – прокурор гневно притопывает ногой, словно ставя печать на своем утверждении. – Нет и не может быть никаких шансов у вашего Пятикнижия, у вашего Раши! Мы, молодые представители рабочего класса, создадим нашу передовую культуру на идише, языке трудового народа. В борьбе между идишистами и гебраистами победили мы, революционеры.
Вы продолжаете болтать о национальном единстве, о братстве всех евреев. Знаем! Слыхали! Эти песни предназначены для усыпления пролетарского самосознания трудящихся. Нет и не будет никакого национального единства! Нет и не будет никакого единого еврейского народа! Нет единого еврейства! Есть только два действительно враждебных лагеря: вы – реакция, буржуазия, раввины и святоши, и мы – труженики, пролетарии, крестьяне. Октябрьская революция дала нам возможность подняться, и мы готовы к действию!
Как бы в подтверждение своих суровых слов, Исер Рабинович грозно расправляет плечи.
– Да-да, мы готовы к действию, так что не ждите пощады. Советская еврейская школа не будет загаженным хедером или йешивой, где протирают штаны будущие раввины – бездельники; это будет современная школа с обучением на родном языке, без Пятикнижия, без Раши и пипернотера. Наша школа будет жить и расцветать, а в ней будут учиться новые поколения свободных граждан, целеустремленных тружеников, вооруженных единым народным языком и культурой. Вы увидите еще университеты с
