– Да, и теперь вы знаете все. А, мне остается только лечь и умереть с надеждой найти покой и утешение в могиле, в которой мне было отказано в этом мире. Моя жизнь была бурной и полной злых страстей. Я надеюсь, что в течение короткого срока, что мне осталось прожить, я узнаю кое-что о спокойствии и умру в мире.
– Можете быть уверены, Варни, поскольку вы нашли у нас убежище, – сказал адмирал, – то можете оставаться в нем сколько захотите. Считаю, что вы добровольно сдались, а в таких обстоятельствах враг заслуживает уважительного отношения, он всегда будет поднят на борт.
– Вы опять, – сказал Джек, – называете дом кораблем.
– Что тебе до того, я бы мог назвать его бушпритом! Разве я не твой капитан, ты, увалень, я всегда прав, когда ты неправ. Но вы, господин Варни, идите, ложитесь и отдыхайте, потому что, кажется, вы совсем измотаны.
Варни выглядел страшно измученным. С помощью Генри и Чарльза он прошел в другую комнату и лег на кушетку, показывая симптомы немощи и потери сил. Все стихло. Присутствие этого человека в коттедже Баннервортов производило абсолютно иное состояние paccyдкa, чем раньше. Он смотрел на них в совершенно иной манере. Он совершенно изменил свои планы на будущее. У него уже не было тех надежд и ожиданий, которые были когда-то. Он был уже другим человеком. Он видел в Баннервортах тех, кто спас ему жизнь и кто, несомненно, раньше связывали с ним опасные предчувствия, которые не давали ему и надежды быть принятым в семью.
Но в час опасности, при необходимости спасти ему жизнь, никто бы не сделал того, что сделали для него они. Более того, он был укрыт, когда укрывать его было и опасно и сложно, и это было сделано самой Флорой Баннерворт.
Время в коттедже пролетало тихо и спокойно. Варни редко пребывал в таком состоянии. Сейчас ему было гораздо легче, чем когда-либо. Он был очарован обществом Флоры, а фактически обществом всей семьи, собравшейся вместе. Ему доставляло удовольствие их присутствие. Казалось, оно успокоило его душевную тревогу, которую он должен был испытывать в таком положении. Но он заболел. Возможно, причиной болезни стало состояние духа и тела, в котором он пребывал некоторое время. Он был очень изнурен, после того как за ним гнались из одного места в другое. Его жизнь постоянно была в опасности, он не раз получал телесные повреждения, сильные ушибы. Он не замечал их, он ждал пока они пройдут.
Переживания и погони оставили глубокий след в его разуме, и это, несомненно, произвело определенный эффект на его тело. Флора делала для него все возможное, это заставило его еще больше погрузиться в мысли, он уже едва мог двигать конечностями.
В сумерках он бродил из комнаты в комнату, в это время у него было больше свободы, потому что в такой час вероятность его обнаружения была меньше. Если бы кто-то увидел его, нет сомнений, его бы стали преследовать до тех пор, пока не убили, и в этот раз способов спастись уже бы не было. Варни чувствовал, что больше уйти от погони ему не удастся, его физические силы были истощены, он был, фактически, уже не тем человеком.
Он вышел из комнаты, в которой провел весь день и вошел в гостиную, когда Флора и ее мать сидели там. Одновременно с Варни в комнату входили Чарльз Голланд и Генри Баннерворт.
– Добрый вечер, мисс Баннерворт, – сказал сэр Френсис, кланяясь ей, а затем ее матери, – и вам, мистер Голланд, я вижу, вы наслаждались свежим воздухом на жарких полях. Должно быть, это придает сил.
– Это так, сэр, – сказал Чарльз. – Думаю, мы бы могли взять вас с собой.
– Я бы очень хотел этого, – сказал Варни.
– Сэр Френсис, – сказала Флора, – должен побыть заключенным еще некоторое время.
– Я бы не рассматривал все в таком свете. Это не заключение. Я нахожусь в убежище. Это для меня источник жизни, – сказал Варни.
– Я надеюсь, что это так, но как вы чувствуете себя этим вечером, сэр Френсис Варни?
– Честно говоря, трудно сказать, мое состояние неустойчиво. Иногда, я чувствую, что готов без чувств упасть на пол, иногда наступает улучшение.
– Скоро сюда придет доктор Чиллингворт. Он посмотрит, что сможет сделать для вас, – сказала Флора.
– Я очень признателен вам. Боюсь показаться неблагодарным, но я надеюсь, что справлюсь без докторов.
– Вовсе нет, вовсе нет.
– Вы слышали какие-нибудь новости? – поинтересовался Варни.
– Никаких, сэр Френсис, никаких. Видимо, в мире ничего не происходит. Когда вы выйдете отсюда, то найдете, что ничего не изменилось, все осталось таким же как было. Все спокойно.
– Самое лучшее для нас сейчас – это спокойствие души. Я боюсь, что кое-какие старые знакомые объекты местности будут вызывать грустные воспоминания.
– Вы имеете в виду объекты, сожженые дотла? Но их еще можно восстановить. Будущее станет таким же спокойным, каким было когда-то прошлое, если мы успокоим народные волнения.
– Да, – сказал сэр Френсис, – но народные предрассудки, народное правосудие, народные чувства утихомирить не легко. Если люди поднялись однажды, чтобы нарушить закон, нет ничего, что может отговорить их от уничтожения объекта, за которым они решили гнаться.
– Шум и волнения должны утихнуть.
– Чем сильнее невежество людей, тем более они настойчивы и жестоки в своих суевериях, – сказал сэр Френсис, – я не должен жаловаться на последствия, вызванные их состоянием.
– Все может быть по-другому.
– Может быть, не будет причинено никакого вреда, но мы не можем направить поток в другую сторону, мы можем только плыть по течению, которое слишком сильно, чтобы ему сопротивляться.
