— Похоже, мы ничего не узнаем, — сказал Джордж. — Гробы того периода сгнили, и нам не найти, в котором из них находится прах нашего предка Мармадюка Баннерворта.
— Вот еще одна, — произнес Маршдел, поднимая с пола бронзовую пластину и передавая ее мистеру Чиллингворту.
Тот осмотрел ее при ярком свете восковой свечи и радостно воскликнул:
— Она от того гроба, который мы ищем.
— Что на ней написано?
— 'Сие есть смертные останки Мармадюка Баннерворта, йомена. Господь упокой его душу. 1640 год'.
— Да, эта пластина от его гроба, — сказал Генри. — Значит, наши поиски оказались бесполезными.
— Нам просто не повезло, — ответил Джордж. — Теперь мы не узнаем, к какому гробу она принадлежала. Вон их сколько без пластин.
— Не все так безнадежно, — возразил Маршдел. — В свое время я увлекался антиквариатом. Да и сейчас питаю к нему привязанность. В поисках древностей я побывал во многих склепах и по опыту знаю, что свинцовая обивка внутри гроба сохраняется лучше, чем снаружи, где она крошится при первом прикосновении руки.
— Я верю вам на слово, — сказал Генри, — но все равно не понимаю, как мы можем отыскать нужный нам гроб?
— Обычно имя и титул покойного гравируют не только на пластине, которая крепится с внешней стороны на торце, но и изнутри на крышке гроба.
— Он прав, — подтвердил Чиллингворт. — Странно, что мы сразу не додумались до этого. Если ваш предок похоронен в гробу со свинцовой обивкой, то мы скоро узнаем, в каком именно.
Генри взял у него свечу и подошел к одному из гробов, который казался холмиком трухи. Отодвинув в сторону остатки сгнившей крышки, он изумленно воскликнул:
— Действительно! Свинцовая обивка внутри цела, хотя и совершенно почернела.
— А на ней есть надпись? — спросил Джордж. Хотя и с трудом, но имя было прочитано. Этот гроб не имел отношения к покойнику, которого они искали.
— Мы упростим нашу задачу, если будем проверять только гробы со свинцовой обивкой, на которых отсутствуют бронзовые пластины, — сказал Маршдел. — А таких не так уж и много.
Воспользовавшись пламенем свечи, которую держал в руке Генри, он зажег еще одну и приступил к активным поискам. В течение десяти минут никто из мужчин не произнес ни слова. Внезапно мистер Маршдел закричал:
— Я нашел его! Вот он!
К нему тут же подошли остальные, и он, указав им на крышку гроба, протер носовым платком то место, где была выгравирована надпись.
— Смотрите!
При свете двух свечей они прочитали слова:
'Мармадюк Баннерворт, йомен. 1640 год'.
— Да, здесь не может быть ошибки, — согласился Генри. — Это тот самый гроб. Давайте откроем его.
— Ломик при мне, — сказал Маршдел. — Он стал моим верным другом, и я сейчас снова воспользуюсь его помощью. Так значит открывать?
— Да, пожалуйста, — ответил Генри.
Они молча стояли и наблюдали за тем, как мистер Маршдел аккуратно и быстро открывал массивную крышку гроба. Очевидно, в результате сырости гвозди проржавели и искрошились, что значительно облегчило высвобождение крышки из пазов. Во всяком случае, она отделилась от гроба с удивительной легкостью, которая вызвала у мужчин тревожную догадку о том, что ее вообще никогда не прибивали.
Какое-то время каждый из присутствовавших испытывал чувство глубокой неопределенности. Можно было смело сказать, что неуемное любопытство заставило их забыть обо всем на свете. Обе свечи теперь находились в руках доктора. Их яркое и ровное сияние освещало гроб. Крышка была снята, и Генри, вздохнув, с опаской взглянул внутрь. Там что-то лежало. Юноша прошептал благодарение Богу.
— Тело здесь! — констатировал Джордж.
— Да, верно, — согласился Маршдел. — Там что-то есть. Наверное, останки.
— Подержите свечи, — сказал мистер Чиллингворт. — Прошу вас, возьмите свечи. Я должен сам во всем убедиться.
Джордж взял у него свечи, и доктор без колебаний погрузил руки в гроб. Он поднял какие-то обрывки истлевших тряпок, которые рассыпались в его ладонях, словно труха гнилого дерева. Последовало напряженное молчание.
— Здесь нет ни малейших признаков трупа, — прошептал Чиллингворт.
Генри издал болезненный стон.
— Доктор, вы хотите сказать, что остатки тлена в этом гробу не имеют отношения к мертвому телу?
— Мой юный друг, вы задали в спешке не совсем корректный вопрос, - ответил Чиллингворт. — И я не возьмусь судить о том, кому принадлежат эти обрывки ткани. Но одно я знаю наверняка и говорю вам без утайки - в этом гробу нет останков трупа, поскольку тело за сотню лет не может исчезнуть полностью и без остатка.
— Я вас понял, — уныло произнес Генри Баннерворт.
— Великий Боже! — воскликнул Джордж. — Разве это не новое доказательство того предположения, которое терзает наши умы? Доказательство самого ужасного суеверия, порожденного человеческим разумом.
— Похоже, что так, — печально ответил Маршдел.
— Этого я и боялся! О Господи! Неужели такое возможно? Какие же муки предполагает подобное существование!
— Мистер Чиллингворт, скажите что-нибудь, — попросил Маршдел. — Я умоляю вас, дайте нам какое-нибудь логическое объяснение!
— Даже если бы я размышлял над этим всю оставшуюся жизнь, — ответил доктор, — то вряд ли пришел бы к какому-нибудь выводу. Здесь мы имеем дело не с мнением, а с доказанным фактом.
— Значит, вы твердо уверены, что здесь нет останков Мармадюка Баннерворта? — спросил Генри.
— Да, я в этом уверен. Посмотрите сами. Свинец лишь слегка почернел. Тлен и время почти не тронули его, но в гробу нет никаких человеческих останков — ни костей, ни праха.
Они снова осмотрели гроб, и даже случайного взгляда было достаточно, чтобы подтвердить слова доктора.
— Все ясно, — сказал Генри. — Давайте покинем склеп. Друзья, я прошу вас только об одном — спрячьте этот ужасный секрет глубоко в своих сердцах.
— Он никогда не сорвется с моих губ, — заверил его Маршдел.
— И с моих тоже, можете поверить, — добавил доктор. — Я питал большие надежды на то, что это ночное турне уменьшит вашу депрессию, но оно лишь усилило те мрачные фантазии, которые овладели вами.
— О, небеса! — воскликнул Джордж. — Мистер Чиллингворт, как вы можете называть это фантазиями?
— Я имею на это полное право.
— И у вас нет никаких сомнений?
— Мой юный друг, я с самого начала говорил вам, что не верю в вашего вампира. И даже если сейчас этот мерзавец подойдет ко мне и сожмет руками мое горло, я до последней секунды буду говорить ему, что он обманщик.
— Ваш скептицизм возносится на грань упрямства.
— И гораздо дальше, если вам так угодно.
