Начать снимать объемное кино.
Третьей революцией в кинематографе могли стать (и почти стали) компьютерные технологии, позволяющие не только Лукасу снять «Звездные войны» на фоне большей синей тряпки, но даже и российским кинематографистам изобразить сальто грузовика или падение заклепки самолета в чашку кофе. Но — революцией компьютерные технологии не стали. Революция — это ведь ситуация, когда прежние властители оказываются не у дел. А зрителю почему-то хотелось помимо «Звездных войн» видеть красивые костюмные фильмы, слезливые мелодрамы и веселые комедии, в которых падение лицом в торт по- прежнему выгоднее снимать на натуре.
С объемным кино, боюсь, будет иначе.
И не зря американские киноакадемики так дружно «прокатили» возлюбленный зрителями «Аватар». Не потому, что позавидовали Кэмерону. Не потому, что подумали: «А прикольно будет отдать главные «Оскары» его бывшей жене!» Они почувствовали то, что ждет нас уже будущим летом.
Пикирующих драконов.
Швыряемые в экран кинжалы.
Обязательные «многоплановые» сцены, где будет четко видно — герой стоит впереди, а его войско — позади.
Почувствовали — и, как могли, возмутились…
Раньше мы как-то и так догадывались, домысливали, дофантазировали объем в кино. Там, где он был нужен.
Но теперь объем будет ОБЯЗАТЕЛЬНО. Без него — никак. В нынешнем сезоне иначе уже не модно! Все режиссеры хоть с каким-то именем и амбициями кинулись снимать трехмерное кино или переделывать уже снятые фильмы. Кинопрокатчики прекратили сетовать на тяжелую жизнь и кинулись закупать стереопроекторы и поляризованные очки.
Короче, старый кинематограф помер во цвете (и звуке) лет. Он еще сам этого не понял.
Нет, я вовсе не ретроград. Мне нравится объемное кино. И я прекрасно понимаю, что появление звука и цвета тоже вызывало стон и плач о конце кинематографа — а он как-то выжил, окреп и похорошел. И объемное кино (по-настоящему объемное, а не нынешняя имитация, где, несмотря на весь «объем», сфокусировано лишь то изображение, которого хочет режиссер, и где за спину героя не заглянуть, сколько голову ни верти) − дело хорошее и нужное.
Но — только когда оно успокоится. Устоится. Перестанет хвастаться летающими-шныряющими- брошенными предметами. Перестанет запускать в кинозал разноцветных птичек на радость детям и старикам, последний раз ходившим в кино на премьеру «Мимино».
Когда кино успокоится, оценит полученные возможности и научится их применять, тогда все вернется. Смешные комедии, слезливые мелодрамы и психологические триллеры. Но несколько лет кинематограф будет тяжело болеть трехмерностью.
(Кстати, это может окончательно придавить кинематограф развивающихся стран, оставив в высшей лиге только Голливуд, упрямых французских киношников, которых поддерживает не менее упрямое французское государство, и японцев, которым пока трехмерность не нужна в силу менталитета, а если понадобится, то они ее внедрят за месяц. Это все тоже интересный эффект сверхприбыльности «Аватара», но уже побочный).
А пока — я знаю, что мы будем смотреть будущим летом…
Кремень, силикон и кремний
Давайте сразу определимся — она не кремневая. Из кремня наши первобытные предки делали ножи и наконечники копий. И не силиконовая — силиконом светские дамы наполняют сиськи, губы и прочие части тела, нуждающиеся в объеме.
И копья с ножами, и пышные формы — дело важное. Но вовсе не то, что нужно сейчас России. Правильнее было бы говорить, что нам нужна Кремниевая долина, точнее — аналог американской Silicon Valley (слово «silicon» — «кремний» в данном случае — и послужило «ложным другом переводчика»).
Но еще точнее будет сказать, что Кремниевая долина нам НЕ НУЖНА. Сейчас не нужна. Аналогом мог стать (во времена СССР в какой-то мере и стал) город Зеленоград, где развивались разработка и производство кремниевых микросхем. Пытаться сейчас создавать в России аналог Silicon Valley — все равно что решить опередить США в выпуске паровозов вроде «Класс 4000», они же Big Boy. Дело вроде как благое, да вот только уже запоздалое. И кремниевые микросхемы рискуют окончательно уйти в историю, прежде чем мы окончим свою стройку века.
Так что давайте называть Центр исследований и разработок, о строительстве которого объявил Дмитрий Медведев, хорошим и понятным словом «Наукоград». Хотя бы для того, чтобы не зацикливаться на электронике, которую все равно разрабатывают в США и Японии, а выпускают в Китае и на Тайване.
Бесспорно, хочется всего и сразу. Стать законодателями мод в производстве электроники, биотехнологиях и энергетике. Но давайте будем реалистами — что может выставить на мировой рынок российская наука? Что еще до конца не разрушено, не раздарено, не украдено? Где есть задел для рывка?
На самом деле направлений всего три.
Космические технологии — прежде всего надежные носители и орбитальные платформы (на Тайване ли соберут начинку для наших спутников связи или в Зеленограде — не столь принципиально). Что очень важно — развитие космических технологий подстегнет реальное производство, машиностроение, восстановит систему подготовки рабочих кадров — то, что сейчас жизненно важно для государства.
Биотехнологии — как ни странно, у нас по-прежнему есть перспективы быть в лидерах этого рынка. Если собрать «кулак» из ученых, дать им оборудование, финансирование и рынок сбыта, биотехнологии помогут нашему сельскому хозяйству (а продовольственная безопасность не менее важна, чем количество атомных бомб в закромах родины) и фармацевтике (огромный и сверхприбыльный рынок, на котором ныне из «нашего» — зеленка, валерьянка и сомнительной ценности противогриппозные препараты).
Ядерная энергетика — здесь опять же сохранились кадры, заводы, разработки, а энергия — самая надежная и универсальная валюта, которая останется твердой валютой всегда. Электричество нужно и для отопления городов, и для добычи полезных ископаемых, и для торговли — нефть и газ конечны, добывать их все труднее, а вот запаса ядерного топлива с одних лишь снятых с дежурства ракет нам хватит на десятки и сотни лет. В конце концов, энергия — это и прекрасное оружие в политических и экономических спорах, никто не станет ссориться с государством, в котором вдруг может случиться авария на ЛЭП — и пол-Европы останется без света. (Будучи частным лицом, я могу позволить себе называть вещи своими именами).
Все остальное — по большому счету довесок к большой тройке: и компьютерные технологии (программный бизнес в России развивается и сам по себе, замахиваться на создание новых передовых микросхем ныне, увы, прожектерство), и информационные технологии (термин слишком расплывчат, чтобы ожидать от него серьезных результатов).
Итак, решение о строительстве Наукограда принято. Обозначены именно те направления, что я перечислил выше. Казалось бы, надо ликовать и бросать в воздух если не чепчики, то хотя бы академические шапочки. Но почему-то народного ликования не слышно — вот с этим и давайте попробуем разобраться.
Что не так? Что вызывает вопросы и сомнения?
Первое — слишком частое упоминание имени Чубайса применительно к Наукограду. Я не собираюсь спорить, хороший или плохой менеджер Чубайс. Бесполезно рассуждать, спас он отечественную энергетику или погубил окончательно — на любой негативный пример можно ответить: «Иначе было бы еще хуже». Но
