четырнадцать лет. Именно тогда, мне кажется, Аня выдержала самый трудный экзамен на актрису.
Девушка из маленькой таверны
Я шла узкой межой через поле еще не пожелтевшей пшеницы. Мне навстречу дул теплый ветер, Я раскинула руки, и колосья с обеих сторон защекотали мои ладони.
Что происходит со мной в последнее время? То плакать хочется без причины, то вдруг радость нахлынет, отчего — сама не знаю. Я шла и пела: «Девушку из маленькой таверны полюбил суровый капитан... » — и переносилась в мир благородных пиратов, красивых девушек, шхун, бригов. Она захватывает, эта песня. В ней есть таинственность.
Мне легко и свободно, потому что я одна и никто меня не видит.
Тропинка круто спускается вниз, в овраг. Чуть сбоку от тропинки — ствол упавшей березы как мостик. Я взобралась на этот ствол и, балансируя, пошла по нему до того места, где он расходился надвое. Села в развилку, откинулась на упругие ветки. Надо мной проплывало облако, похожее на белый бриг.
Нужно возвращаться в лагерь, но мне хочется еще хоть немножко продлить ощущение беспричинного счастья. Да, именно счастья, хотя на самом деле счастье — это, наверное, что-то совсем другое. Но как же тогда назвать это состояние спокойного блаженства, похожего на короткий отдых перед прыжком в новые, неспокойные ощущения, которыми стала так полна моя жизнь?
Я возвращалась из деревни Дровнино, где снимала дачу моя тетя. Каждый день после полдника я ходила к ней пить молоко, которое она специально для меня покупала. А сегодня тетя Нина сказала:
— Ты похорошела!
Мне так важно услышать эти слова! Еще недавно я почти не думала о своей внешности. Ну, может, и раньше немножко думала, но не так. Без этих мучитальных переходов от надежды к полной безнадежности. Со жгучим желанием понять: какая я?..
— И загар тебе к лицу, — сказала тетя Нина. — Небось, уж и мальчишки ухаживают?
— А ну их! — ответила я, как бы давая понять, что мальчишки-то ухаживают, да вот меня-то они не очень интересуют.
Тетя Нина шутливо погрозила мне пальцем.
Значит, глядя на меня, все-таки можно предположить, что за мной ухаживают мальчишки! Пусть на самом деле это не так, но, значит, это может случиться! «Я похорошела! — пело во мне. — Я похорошела!»
Чем же он ей не угодил, этот суровый капитан? Такой обветренный, высокий и стройный, с седыми висками? Я бы на ее месте, не раздумывая, ответила «Да!» и стала бы вместе с ним бороздить океаны.
Я почему-то, без видимой связи о песней, стала думать про Надю. Эта девочка появилась в нашем пионерском лагере несколько дней назад. Она была очень красивая: две черные косы, сросшиеся брови, прямой нос, темный пушок над верхней губой. В столовой ее посадили за наш стол. Я очень не хотела этого, но меня никто не спросил. А не хотела я этого потому, что за нашим столом кроме меня и косенькой, болезненной Нины Авдотьиной сидел Саша, капитан футбольной команды. И я ни с кем не хотела его делить, по крайней мере в столовой. Нина в счет не шла. За столом я была вне конкуренции. До той минуты, когда за наш стол посадили Надю. Она ела с отсутствующим видом, думала о чем-то своем, несомненно очень важном и значительном. Отдала Нине свою булочку от полдника, объяснив:
— Мне нельзя сдобы.
Она ни на кого не смотрела, сидела, потупив взор, как восточная принцесса.
Раньше у нас за столом было весело и просто. Мы кидались хлебными шариками и хохотали так, что суп брызгал изо рта. Но при Наде мы перестали так себя вести. Она ела очень изящно: отламывала от куска хлеба маленькие кусочки и жевала с закрытым ртом. На Сашу она ни разу не взглянула. А вот Саша то и дело бросал на нее взгляды.
За обедом я посоветовала Наде нацарапать инициалы на алюминиевой ложке. Она с недоумением спросила:
— Зачем?
Я объяснила, что мы все так делаем и, когда ложка снова случайно попадает владельцу, это очень интересно.
— Что тут интересного? — удивилась Надя.
Этого я не могла ей объяснить, как ни пыталась. Просто это была такая игра, мы все в нее играли, перекрикивались через столы, чья у кого ложка.
Нет, не нравилась мне Надя. Она мне уж тем не понравилась, что в нее, по всем признакам, должен был влюбиться Саша.
Когда стали собирать волейбольную команду, Саша спросил у Нади:
— Играешь в волейбол?
— Играю, но не хочу, — ответила она и уселась с книгой на скамейку.
Вслед за Сашей к Наде подошел Гришка, потом Алик с Борисом. Всем почему-то очень хотелось, чтобы она сыграла партию в волейбол. Аня Горчакова прямо заявила мальчишкам:
— Все ясно! Втрескались!
— И ничуть не втрескались, — ответил Гришка. — Она нам даже не понравилась, правда, ребята? Какая-то усатая.
Ура! Не понравилась! И я тут же простила Наде ее красоту.
— Эх, вы! — сказала я мальчишкам. — Ничего не понимаете! Вы только приглядитесь, какая она красивая! Она прямо как персидская княжна!
Гришка тут же заорал:
— Мощным взмахом поднимает он кр-р-расавицу княжну!! — и с подачи запулил мяч в аут, в заросли крапивы.
— Автора! — закричали болельщики, требуя, чтобы Гришка сам бежал в крапиву за мячом.
Я дождалась конца игры — болела за Сашину команду — и пошла в Дровнино пить молоко.
