— Днем отоспятся! — отрезал Боря и повалил Алешу на песок, а Егор уселся на Алешины ноги и спросил:
— Ну? Сдаешься?
— Сдаюсь! — весело ответил Алеша. — Подчиняюсь превосходящей силе! Слезь с меня, бегемот, ты мне ноги отдавил.
Он был очень доволен, что его не отпустили.
— А на будущее учти, — сказал Егор, отряхивая песок с колен. — Нельзя позволять женам садиться себе на шею.
— Ты слышала? — громко спросил Боря у Кати.
— Вот подожди, — пригрозил Алеша. — Женишься — запоешь по-другому.
— Я женюсь только на той, — сказал Егор, — которая даст клятву, что не будет вмешиваться в мужскую дружбу. И вообще, надо мной слишком много командиров, чтобы я позволил еще и жене над собой командовать. Жена должна быть послушной, аки овца.
— Таких теперь нет, — заявила Катя.
— Ну и не надо, — сказал Егор. — Останусь холостым. Еще позавидуете мне. А ты чего смеешься? — спросил он, оборачиваясь ко мне.
Я ничего не смогла ответить — просто каждое слово Егора вызывало у меня приступ смеха, сама не знаю почему. Егор вдруг посмотрел на меня внимательно и как бы оценивающе.
— Алексей, — сказал он задумчиво. — Сестра-то у тебя, кажется, юмор понимает. А как она в смысле послушания?
— Как раз то, что тебе надо! — обрадовался Алеша. — Послушная, аки овца. Вернее, аки волк в овечьей шкуре.
— Нет, серьезно? — обернулся ко мне Егор. — И клятву послушания не побоишься дать?
— Не побоюсь! — еле смогла я ответить сквозь смех.
— Вот на ком я женюсь! — удовлетворенно произнес Егор. — Все, вопрос решен. Садись со мной рядом и отгоняй от меня комаров.
Я села рядом и хлопнула Егора по лбу, на котором сидели два комара.
— Братцы! — завопил Егор, валясь на песок как бы от моего удара. — Сколько нежности в этом прикосновении! Валентина, я люблю тебя! Дай я тебя поцелую!
Он подтащил меня к себе и поцеловал.
Мне стало вдруг совсем не смешно. Может, если бы он мне не нравился, я бы не смутилась. А он мне очень нравился. Всю жизнь. Даже когда я была совсем маленькой и они с Алешей приходили забирать меня из детского сада. Да, еще с тех пор. Сейчас я стала почти взрослой, но для него-то я все равно маленькая. Вот он со мной и не церемонится.
— Она на меня обиделась! — сокрушенно сказал Егор.
— А ты не расходись! — сказал Алеша.
— Валька! — сказал Егор. — Я же просто пошутил.
Конечно, он пошутил. Я почувствовала, что сейчас разревусь.
Вскочила и побежала в темноту.
Луна была совершенно круглая, и под этой луной освещалось все далеко вокруг. Это был ночной серебристый, таинственный свет, луна дрожала, а звезды казались тонкими золотистыми полосками, потому что я смотрела на них сквозь слезы.
Что же мне теперь делать? Пойти в деревню? Я представила себе нашу избу, храп Ядвиги Васильевны... Нет, ни за что. Лучше буду бродить одна всю ночь.
Вдруг я увидела: от костра мне навстречу быстро шел Егор. Он остановился передо мной, повернул меня к свету и несколько секунд внимательно изучал мое лицо. Потом вытер мне щеки теплой большой ладонью и виновато сказал:
— Я как-то, знаешь, привык думать, что ты еще маленькая. Помнишь, как мы с Лешкой тебя уронили в лужу?
Я засмеялась. Еще бы мне не помнить. И как они с Алешей дома торопливо переодевали меня, заметая следы преступления, чтобы мама ни о чем не догадалась. А мама все равно догадалась, потому что они надели мне колготки наизнанку.
Мы подошли к костру. Я села с Катей на спальный мешок, а Егор подбросил в костер хвороста и сел по другую сторону от Кати. Никто нас ни о чем не спросил. И шуточек никаких не отпускали.
Судки стояли на перилах крылечка, а из комнаты, сквозь открытое окно, доносился раздраженный голос Ядвиги Васильевны:
— Единственное дело ей поручено! И она каждый раз опаздывает, словно назло! А какое у нее при этом лицо! Можно подумать, что она делает всем нам величайшее одолжение! Уйти на всю ночь! В ее возрасте! И этот вернулся чуть ли не под утро! Заботливый муж, называется...
Я взяла судки и пошла в дом отдыха. У раздаточного окошка стояло несколько курсовочниц, среди них — Вавочка, Ритина подруга. Я поздоровалась. Она спросила с сочувственным выражением:
— Ну как она?
— Кто?
— Риточка. Ей лучше?
— Лучше? А что с ней?
— Как? Ты ничего не знаешь? Рите вечером стало плохо! Мы с Ядвигой Васильевной до двух ночи возле нее сидели, ждали Алешу. Свинство все-таки с его стороны! Никакого чувства ответственности.
— К нему друзья приехали! — резко ответила я. — Имеет он право уйти? Раз за все время!
— Имеет, но не тогда, когда...
Подошла ее очередь, она передала судки в окошко и замолчала. И я не стала продолжать. Ну ее, неохота связываться. Я еще задержалась у столовой, чтобы не возвращаться вместе с ней.
— Почему так долго? — недовольно спросила Ядвига Васильевна. — Ты же знаешь, что мы тебя ждем.
Я ничего не ответила.
За столом — мрачная, враждебная атмосфера. Рита брезгливо ковыряет вилкой квадратик омлета. Ядвига Васильевна, прихлебывая кофе, изрекает:
— Единственное, что еще действует благотворно на мой организм, — это кофе.
Никто на эту фразу не реагирует.
— Боже, как я вчера переволновалась! — продолжает она. — Я выкурила три лишние сигареты.
Я не выдерживаю, усмехаюсь.
— Опять она усмехается! — вдруг возбужденно говорит Рита. — Не могу больше видеть этой усмешки! Что ты выпендриваешься? Что ты строишь из себя?
— Валентина, — сдержанно говорит мне Алеша. — Твое высокомерное поведение нас всех раздражает.
— Как хочу, так и усмехаюсь! — говорю я брату. — Ходить, как ты, по струнке не буду!
— Вот уж это тебя совершенно не касается!
— Касается! Может, мне противно смотреть, как они тебя в раба превратили! А ты рад! Ах, Риточка! Ах, котичка!
— Нахалка! Ну, нахалка! — задыхается Рита.
— От такой слышу!
— Извинись сейчас же перед Ритой! — заорал Алеша. — Никто тебе не дает права хамить.
— А ей кто дает право меня нахалкой обзывать?!
— Ты нам весь отпуск испортила!
— Это вы мне испортили каникулы!
— Тихо! — говорит Ядвига Васильевна. — Прекратите сейчас же! Сюда идут!
— Доброе утро! — сказала Катя, открывая калитку. — Приятного аппетита.
