Его поджатая нога была босая, и человек выразительно шевелил пальцами.
— Давно вы потеряли ваш сандалий? — вежливо осведомился Кондратий Рылеев.
— В юности, — устало ответил человек. — Я ищу его давным-давно, и даже стал для этого капитаном дальнего плавания. Я искал свой тапочек на Северном полюсе и на Южном, на Западном и Восточном, в горшках с медом и в бочках из-под солярки, я ремонтировал земную ось, обнаружил смысл жизни, открыл подводные философские камни, но моего тапочка нигде нет.
Пройдёмте! То есть — проходите.
Мы прошли, и с тех пор стали неразлучны.
Однажды, плавая в банном бассейне, мы снова вернулись к теме дальних странствий.
— Теперь нам нужен человек, хорошо знающий южные и северные моря, — сказал Боцман Наливайко. — Я, впрочем, хорошо знаю западные, а наш капитан — восточные, но всё равно, без лоцмана нам не обойтись.
— С этим проблем не будет, — заявил Кондратий и исчез.
На следующий день он явился в окружении толпы плохо одетых людей. Все они оказались Лоцманами.
Чтобы не обидеть никого, мы выбрали человека с наколотым на лбу якорем.
— Где вы, Кондратий, их всех нашли? — осведомился капитан.
— Не было ничего проще. Я явился в портовый кабачок 'Корабль Чудаков 'Себастьян Брандт' и спросил присутствующих, не побоится ли кто из них отправиться на поиски Золотого Сруна.
Потом я осведомился, не знаком ли кто из этих джентльменов с гидрографией южных морей и с орографией северных. Все как один, оказались знатоками если не одного, так другого. Оставалось лишь привести их к вам.
Мы поняли, что Кондратий хватил лишку, но делать было нечего. Собственно, мы и так ничего не делали.
— Откуда будете, сэр? — вежливо спросил будущего члена команды Боцман Наливайко.
— Меня зовут Егоров, — представился тот. — Вообще-то я писатель, но море люблю с детства, и поэтому написал несколько книг: 'Дети капитана Флинта' и 'Жизнь и невероятные приключения Робина с кукурузой, моряка из Лиепаи'.
— Вы знаете Робина с Кукурузой? — оживился капитан.
— Как свои пять пальцев.
— Берём вас лоцманом.
— А Боцманом нельзя? — наш потенциальный спутник цепко ухватился за швартовы на краю банного бассейна.
— Боцман уже есть, — сказал, помрачнев, Боцман Наливайко.
Но Егоров быстро сдал назад и отдал обратно швартовы. Он согласился быть лоцманом на всё такое.
Услышав о наших намерениях, из своей деревни к нам приехал наш приятель Пасечник. Он привёз несколько бочонков мёда, полсотни обезболивающих восковых свечей и пару карманных ульев.
Мы пытались уговорить его составить нам компанию в поисках Золотого Сруна, но он отвечал, что более всего любит постоянство и не может бросить мериносов и медоносов.
Тогда мы просто вышли вместе с ним, чтобы присмотреть себе средство транспорта.
Сидя на парапете набережной и болтая ногами, мы разглядывали корабли. Пасечник, надев сетку на голову, закурил трубку с длинным мундштуком. Потом, засунув трубку в карман, он принялся окуривать там своих пчёл. Лоцман Егоров мерил глубину шельфа лыжной палкой, а мы с Кондратием Рылеевым разглядывали в бинокль суда у причала. Выбрав, наконец, понравившееся, мы решили, что за Золотым Сруном нужно отправиться именно на нём.
Это был кофейный клипер. Он стоял у стенки как комод, блистал иллюминаторами как сервант, и хлопал парусами, как банщик простынями. Клипер был огромен и похож на тот титановый корабль, который так часто теперь показывают в кинематографической хронике. На нём могло поместиться целых двадцать человек, а двое из них, обнявшись на носу, кажется, тренировались, кто дальше плюнет.
На нём даже было зенитное орудие — так что это был настоящий пушечный корабль.
Прежде, чем сообщить о нашем намерении сторожу, мирно спавшему на кнехте рядом со сходнями, мы задумались о том, как назвать корабль. (Пользоваться прежним названием нам не приходило в голову).
Собственно, кофейный клипер, стоявший перед нами, назывался 'Победа'.
— Назовем наш корабль «Марго», — предложил я.
— Это неудобно, — заявил капитан. — Тогда нас станут называть маргонафтами.
— Если мы назовем наш корабль «Садко», будет ещё неудобнее, — возразил я, и все со мной согласились.
И, хотя подумав, мы решили, что неудобно делать другие вещи — спать на потолке и совать зонтики куда не попадя, мы отвергли гордое имя «Садко», как подходящее для подводной лодки. В результате общее мнение остановилось на гордом имени 'Алко'.
Тогда мы хором запели отрядную песню:
После этого мы перекрасили часть корабля, вписали новое название, а сторож по случайности упал в воду. Мы были душой с ним, но он куда-то подевался.
К сожалению, у нас было недостаточно времени, чтобы выяснить, чей это корабль, и мы просто оставили записку на причале, придавив её пустой бутылкой.
На следующее утро мы отправились в наше путешествие. Нас провожал весь город. Голосили бабы, мужики сурово пили водку на причале. Большую часть команды мы оставили прежней, потому что не могли запомнить матросов в лицо. Ценным приобретением оказался
