посуду в серванте, а на кухне, в духовке, шипел гусь: там колдовала мать. Иногда она заходила в комнату и приносила с собою запахи уксуса, пряностей, подсолнечного масла, мандаринов, а посреди гостиной мы уже завешивали игрушками огромную, как гора, ель, и пронзительно пахло свежей хвоей, морозом, праздником. Нам так хотелось на улицу, что мы, закончив, сами спрятали на антресоль опорожненную коробку из-под украшений и, не предупредив мать, осторожно оделись и сбежали во двор. И там — играли в снежки, охотились друг на друга в коридорах сугробов и гаражей, гоняли криками кошек на заваленном мусором пустыре за домом, а когда вернулись, увидели: отец уже вернулся, и в его сумке, кроме банок и брикетов с продуктами, лежали подарки: две небольшие картонные коробки, обёрнутые блестящей мишурой. Мать тот час же спрятала их на антресоль, к пустой коробке из-под игрушек: 'Откроете в полночь, как все', и мы снова сбежали на улицу, где носились друг за другом, словно угорелые, а с неба лохматыми хлопьями шел снег. Подошли несколько соседских ребят, все мы вместе начали строить Великую Крепость: мы катали снежные шары, возводили из них стену до самого неба, ровняли поверхность стены ладонями, резали ступени, окна, сверлили бойницы, а затем леденили поверхность стен и щели водой. Когда стены крепости была возведены, брат предложил залить площадку перед стеною, чтобы сделать крепость совершенно неприступной врагам. Мы с братом выпросили у матери ведро и долго, в две руки, носили к крепости воду из колонки — до тех пор, пока крепость не оказалась в кольце льда. Теперь врагам будет тяжело: отныне они вынуждены наступать медленно, чтобы не поскользнуться, превращаясь, таким образом, отличные мишени для нас, а если кто-то из них, разбежавшись, подкатится по льду к основанию стены, то он обязательно упадёт у подножья, и безжалостно мы завалим его сверху снежными комьями…
Помню, в какой-то момент предложил брату: 'Давай посмотрим, что в коробках, пока мать не видит. Она сейчас на кухне занята!' Но брат отказался — все, и он вместе со всеми, лихорадочно заготавливали боезапасы: лепили снежки, складывали их в пирамидки у бойниц, чтобы позже, в бою, не отвлекаться на них… Где-то неподалёку, готовились к штурму наши враги. И вдруг тишина как будто бы испугалась, сбежала от нас в чужие дворы — враги начали наступление. Я водрузил ведро себе на голову, вместо шлема, но мать крикнула в форточку: 'Неси ведро домой немедленно!' — и мне пришлось это сделать. Стараясь успеть до начала боя, я, задыхаясь, взлетаю на этаж, как на крыльях, но бой уже начался, и врагов так много, что даже ледяное поля помогает слабо, и нам, оставшимся в крепости, с большим трудом удаётся выдерживать их натиск. Шаг за шагом, враги продвигаются всё ближе и ближе к стенам: они — словно стая больших, чёрных, неуклюжих крикливых птиц, утративших крылья. Я тороплюсь обратно, в крепость, но мать говорит мне: 'Смени перчатки, эти уже совсем мокрые'. Я не слушаюсь, пытаюсь сбежать, но мать становится в проходе и не даёт мне выйти. И мне приходится идти в комнату, я становлюсь на табурет, роюсь на антресоли, но вместо перчаток мне под руку попадаются лишь эти коробки с подарками — коробки, которые мы должны с братом открыть в полночь, со всеми. Я слышу, что мать уже на кухне: она гремит кастрюлями, она открывает духовку, и я чувствую запах пригоревшего жира, и вдруг, неожиданно для себя, решаюсь: я, содрав мишуру, открываю одну коробку из двух…
Милая моя… Ты помнишь, был день, мы прощались, и ты обнимала меня двумя руками, сцепив ладони у меня за спиной? Я шептал тебе на ухо глупости: что у тебя в одной руке — наше прошлое, а другая рука — пуста… Ты хмурилась, будто сердилась, но, скорее всего, ты просто не понимала, о чём я. Ты, вообще всегда бежала куда-то, словно ветер, перемещающийся оттуда, где его много, в пустоту. Меж рук, лишенных возможности сомкнуться, появляется ветер. Когда руки размыкаются, в одной руке слишком много чего-то, а в другой — совершенно нет ничего, и вот — что-то происходит, что- то появляется прямо из пустоты, знаешь? Это и есть — вечный двигатель, место между прошлым и будущим, множеством и пустотой, и ты, как и все, бежишь вперёд, только вперёд, а твоя пустая рука похожа на ту коробку, которую я нечаянно открыл тогда, в моём детстве: коробку, в которой не было ничего. Там была пустота, там всегда находится пустота,
6 Мечей
Наука
Этот аркан обещает высокую плату за труд (особенно интеллектуальный). При неблагоприятном раскладе лавровый венок не отберут, но характер его обладателя испортится: Шестерка Мечей предупреждает о таких опасностях как догматичность, излишний академизм, неприятие новых идей, чрезмерная амбициозность и все в таком духе.
Михаэль Штраух
До первой русалки
— Ты что, лебедям хлеб крошил? Я знаю, что запрещающих табличек тут нет, но лучше не надо бы, хлеб — не самая полезная еда для водоплавающей птицы. Ну ладно, немножко можно, я имею в виду чуть-чуть, по маленькому кусочку, а не полбатона на рыло, как…
Джем? Какой, вишневый? Малиновый? Конечно, держи.
А вот русалкам хлеб давать можно. Они, правда, сами его неохотно берут, боятся растолстеть, что с них возьмешь, девчонки… Ты чего смеешься? Ну да, русалки растолстеть боятся, а что тут такого?
Нет, не издеваюсь.
Ты когда приехал? Вчера вечером? А, тогда понятно. Увидишь еще. Конечно увидишь, они особо не прячутся. То есть, некоторые прячутся, по личным каким-то причинам, обижаются, или стесняются, а сейчас еще луна на ущербе, у многих депрессия, ну а что ты хочешь, жители воды от нее чаще страдают, чем люди, хотя, казалось бы, куда уж чаще…
Я тебе вот что хочу про русалок сказать. Ты их, конечно, корми, если увидишь, на здоровье, они забавные и все жрут, еще и благодарят словами, совсем как люди — ну, почти. Но если ты дашь им суши…
Да, конечно у нас есть японские рестораны, а где их сейчас нет? Даже прямо здесь, на набережной, видишь, где желтая крыша? Не то 'Цветок сакуры', не то 'Лепесток сакуры', не помню. Но он, честно говоря, не очень, суп у них лучше не заказывай, и храни тебя бог от тамошнего омлета, зато суши с лососем захочешь — не испортишь, лишь бы рыба была свежая, а у них свежая… Что? Нет, суши с русалками никто не делает. Равно как и с человечиной. Шутки у тебя дурацкие.
У меня? А я не шучу. Все знают, что русалки обожают суши. То есть, если ты дашь русалке суши, она не просто корм слопает и спасибо скажет, она потом на берег к тебе полезет, особенно если ей покажется, что у тебя в руках еще что-то есть. А когда нажрется до отвала — все, твоя навеки. Ну как, очень просто. Всюду будет потом за тобой таскаться, ну да, и домой к тебе пойдет, залезет в ванную и останется там жить долго и счастливо, пока смерть не разлучит вас. Вот у Кривого Томаса в лавке уже лет восемь русалка живет, он ее на суши с угрем приманил, это все знают. Страшно доволен.
Ну как — зачем? Дурацкая постановка вопроса. Какая польза? Вот
