ведь он мог бы, о, он мог бы совсем иначе!…
Алексеев – одна была инстанция, беспрекословно подчинённая великому князю: всё рассылал, обо всём докладывал. Но Алексеев – тоже закрытая фигура, при Ники он привык к самостоятельности, был фактически Верховным, а теперь предстояло ему попасть под сильную ломающую волю великого князя, – может ли он хотеть того? Не метит ли в Верховные сам?
Немного поскрёбывало великого князя, но по обязанности он должен был держаться гордо и весело передо всеми. И минувшей ночью дал ещё одну телеграмму князю Львову: что сегодня выезжает в Ставку, предполагает быть там 10 марта – неизвестно, насколько свободен путь, нельзя составить точного расписания, ещё будет телеграфировать с дороги. Очень будет рад приезду министра-председателя к нему туда для личной встречи чрезвычайной важности.
Ехать – да, уже пора, но и Кавказа не мог он оставить осиротелым. Вчера, в воскресенье, надо было почтить присутствием большой воинский митинг на площади – тысяч шестьдесят офицеров, солдат и населения, все восторженны, порядок образцовый, выступил начальник штаба Кавказской армии, призывая к доверию и порядку, затем другие офицеры. Митинг и парад – вот были проявления великодушной революции.
А ещё надо было – обратиться к населению Кавказа с прощальным отеческим словом. Помощники, владеющие пером, два дня составляли такое воззвание, и наконец, довольный им, великий князь подписал. Здесь выразилось то чувство, кое испытывал он и желал сообщить народу. Государственная Дума, представляющая собою весь русский народ, назначила Временное Правительство. Между тем Германия зорко следит, когда наши чудные, но смущённые армии не смогли бы оказать ей противодействия. Между тем растут беспорядки, и это грозит армии, но конечно не на Кавказе. Народности Кавказа с достоинством патриотов и мудрым спокойствием отнеслись к политическим событиям. Так и следует им состоять после отъезда Наместника: не слушать тех, кто призывает к беспорядкам, но внимать лишь распоряжениям правительства – и тогда с Божьей помощью наши сверхдоблестные армии довершат своё святое дело, а народ русский, благословляемый Богом, выскажет, какой государственный строй он считает наилучшим. Обращаясь к вам, народности Кавказа, я хочу, чтоб вы знали, что мною повелено всем должностным лицам повиноваться новому правительству, а всякие попытки противодействия будут преследоваться со всей строгостью законов.
С гордым и тёплым чувством великий князь покидал Кавказ. Какая-то часть сердца оставалась тут.
Сегодня утром прошёл и в свою наместническую канцелярию и объявил служащим, что, увы, не успеет устроить их судьбы, но надеется это сделать по возвращении на Кавказ после войны, когда он, может быть, поселится здесь как простой помещик, так как имеет на Кавказе свой клочок земли.
В эту минуту и сам поверил: а что ж, может быть, и поселится? Хотя не худший клочок земли с дворцом он имел в Крыму, и огромное любимое имение Беззаботное под Тулой со знаменитой псарней.
Ехать – да! уже властно звал его воинский долг! – но разве с этими женщинами уедешь вовремя? Сборы Станы и Милицы растягивались бесконечно, и уже с утра стало ясно, что сегодня они никак не успеют, может быть к ночи.
И так образовался лишний день. Ещё один лишний день повьётся штандарт императорской фамилии над дворцом. Но программа прощаний уже была выполнена, нечем заняться, ещё раз принял услужливого Хатисова, с которым так сроднили прошедшие месяцы, и благодарил, благодарил за всё.
Но лишний день приносил и лишние, и мрачные известия. Из Беззаботного пришло сообщение, что имение разгромлено мятежной толпой, главным образом винный погреб.
Ого-го! Ка-кая же смута! Да что же смотрят власти?! (Правда, после этого они там сконфузились и теперь поставили на охрану 12 юнкеров.)
Кто знает, как пойдёт в разных частях России, а может быть и неплохо иметь запас на Кавказе, где его так любят.
А тут – и в самом Тифлисе сегодня солдаты стали разоружать постовых городовых.
Ну что за безобразие!
И образовался в Тифлисе Совет рабочих депутатов. Это хорошо.
И офицеры одного полка, арестовав своих начальников, предложили Совету свои услуги.
А это что такое??
В Нахаловке образовался и Совет солдатских депутатов.
А Стана и Милица всё не были готовы, и не успеют и к завтра!
Решили с братом Петей: всё равно жёнам ехать не в Ставку, а в Киев, пусть остаются, и Петя их сопроводит. А Верховный примет дела – и тогда вызовет их всех.
В Ставку! Возбуждала, звала, манила деловая и военная привычная обстановка Ставки – истинного места, где Николай Николаевич и должен был находиться всю войну без разрыва – если бы не зависть наказанного теперь Ники, поджигаемая вечной ненавистью Алисы к Стане.
458
(как в провинции было)
По всем железным дорогам, по всей провинции после первых бубликовских и родзянковских телеграмм одно оставалось непонятно: если Государь создал новое ответственное министерство – почему призыв к спокойствию? В ранних провинциальных газетах появились портреты Родзянки, Милюкова – без всяких объяснений, но с призывом к спокойствию.
От Петрограда по всем железным дорогам быстро разливался новый станционный вид: на перронах – солдаты с красными лоскутами, потом и без поясов, потом и с отстёгнутыми хлястиками, подчёркнуто распущенные, с вызывающими выкриками.
А в поездах солдаты без билетов стали густо заполнять вагоны всех классов. И только «спальные вагоны международного общества» некоторое время почему-то ещё внушали к себе уважение.
В Твери в толпе, штурмовавшей дом губернатора, было много пехотинцев из запасного полка. Как только губернатора свели с квартиры – солдаты ворвались грабить, пили коньяк, вино, хватали сахар. Кроме губернатора, на улицах убили нескольких городовых. А солдат Ишин заколол штыком полковника Иванова, командира 6-й запасной батареи, тут же стащил с убитого лаковые сапоги (ради них и убил) и на снегу переобулся. Никто его не тронул.
Была сожжена губернская тюрьма, а арестанты разбрелись по городу, свободно грабя в отсутствие полиции.
В пассажирском зале узловой станции – шёпот, шёпот, от одного к другому. Какой-то полувоенный встал и громко объявил: – Государь император отрёкся от престола!
Молодой офицер – не поверил, кинулся к телеграфисту проверять.
На берегу замёрзшей Волги маленький Ровненск, Самарской губернии, изобилующий
