сидели за столом. Перед ними лежала оперативная карта с нанесенной на нее обстановкой. Кох без предисловий сообщил генералу, что сегодня днем у него состоялся телефонный разговор с фюрером, который интересовался личностью Ляша, его способностями военачальника, его моральным духом и преданностью идеям национал-социализма, а главное — решимостью сражаться до последнего солдата. Делая упор на такие качества генерала как инициативность и изрядный боевой опыт, Гитлер предложил назначить его комендантом «крепости Кёнигсберг» и возложить на Ляша всю полноту военной власти в городе и ответственность за боевые действия на данном участке фронта. Кох испытующе посмотрел на генерала. «Эти „золотые фазаны“ теперь готовы все взвалить на военных и не скупятся на назначения», — с раздражением подумал Ляш, но гаулейтеру ответил о своем согласии занять этот пост и готовности исполнить долг «перед родиной и фюрером».
Началось детальное обсуждение сложившейся обстановки. С вступлением Ляша в должность коменданта крепости, в его полное подчинение передавались все части, дислоцированные в городе или непосредственной близости к нему: 1, 61, 69 и 367-я пехотные дивизии, 548-я и 561-я дивизии фольксгренадеров, 5-я танковая дивизия под командованием генерал-майора Липперта, саперные крепостные части полковника Бургера, отдельные пехотные, саперные, зенитные, разведывательные и танковые подразделения, в частности, 505-й батальон тяжелых танков «тигров».
Однако в Кёнигсберге находилось кроме того восемь батальонов фольксштурма и несколько команд Имперского трудового фронта, насчитывающих в общей сложности свыше десяти тысяч человек, — шестнадцатилетних юнцов и стариков, многим из которых перевалило за семьдесят. Эти части подчинялись политическому руководству обороной города в лице заместителя гаулейтера Гроссхерра и крайслейтера Вагнера, которые определяли оптимальные формы оперативного использования «желудочных батальонов»[213]. Для Ляша было необходимым добиться от Коха подчинения ему этих частей, хотя он прекрасно понимал, что в военном отношении они не представляли реальной силы, так как были очень плохо вооружены и наспех обучены. Достаточно сказать, что на шестьсот солдат третьего батальона приходилось лишь около ста винтовок различных образцов, а фаустпатронов хватало менее чем на половину солдат. Но когда Ляш заикнулся о передаче частей фольксштурма в его подчинение, Кох зло спросил: «А кто сдержит ваших солдат, когда они оставят свои позиции под напором красных и хлынут в город?»
Продолжать разговор не имело смысла, и Ляш, попрощавшись кивком головы с присутствующими, быстро вышел из помещения. Рослый эсэсовец проводил его к выходу из бункера. На улице стало темно, но снег, покрывающий землю, делал хорошо различимыми окружающие постройки имения и грузовики с работающими моторами, которые стояли поодаль. Ляш обратил внимание на то, что задний борт одного из них был открыт, рядом суетились солдаты и толстяк-фельдфебель.
Он, подсвечивая себе карманным фонариком, сверял маркировку на ящиках с каким-то списком и делал пометки в блокноте.
«Крысы готовятся бежать с тонущего корабля и прячут награбленное», — пришло на ум генералу. Он круто повернулся и зашагал по скрипящему снегу к стоявшей у контрольно-пропускного пункта машине. Вдали слышался гром артиллерийской канонады. Далеко, в стороне Нойхаузена виднелись всполохи зарева — это горели аэродромные сооружения — там уже были русские. Немецкие саперы, отступая, подорвали резервуары с авиационным топливом и склады боеприпасов.
Из книги Отто Ляша «Так пал Кёнигсберг».
Штуттгарт, 1959 год
«…Это сообщение я получил в утренние часы 28 января. В нем говорилось следующее: „С этого момента Вы назначаетесь командующим кёнигсбергскими оборонительными сооружениями и крепости Кёнигсберг“… Таким образом, я стал четвертым и последним комендантом крепости Кёнигсберг после того, как три моих предшественника в течение четырех последних недель были смещены по тем или иным соображениям личного характера».
Ящики, лежащие в кузовах трех грузовиков, на которые обратил внимание Ляш, имели маркировку черной краской. Может быть, на верхней крышке каждого из них кроме трехзначных цифр через трафарет были нанесены буквенные индексы «MWR», «UKI», «UKCH», «OLE»… а через дробь одни и те же буквы — «ES»? Так обычно маркировались подразделениями «Айнзатцштаба рейхслейтера Розенберга» ящики с ценностями, награбленными нацистами на оккупированной советской территории — в Белоруссии, на Украине, в Эстонии… и направленные в штаб реквизиций и просмотра, расположенный в Берлине.
Вероятнее всего, указанный груз в Берлин все-таки не попал, тем более что очень скоро Кёнигсберг был блокирован с суши войсками Третьего Белорусского фронта, а вывоз его из города морским путем через порт Пиллау был крайне проблематичен, так как активные действия советской авиации и подводных лодок на Балтике практически парализовали эвакуацию, а после потопления 30 января «Вильгельма Густлова» вселили в нацистскую верхушку Восточной Пруссии суеверный страх[214] .
Глава четырнадцатая
«Вервольф» действует
…10 или 11 апреля 1945 года в отдел контрразведки Смерш 5 армии был доставлен задержанный контрразведчиками одной из дивизий зам. полицай-президента Кёнигсберга, который сообщил, что по дошедшим до него косвенным данным в подземных бункерах затаились специальные отряды эсэсовцев… что по указанию Э. Коха в Кёнигсберге и его окрестностях созданы надежно замаскированные тайники, где спрятаны громадные ценности, вывезенные с советской территории, в том числе Янтарная комната…
Июль 1945 года. Лето было в самом разгаре. Казалось, опаленная войной земля стремилась как можно быстрее воспрянуть из пепла, гари, черной копоти, покрывшей все вокруг. На территории бывшего имения нацистского гаулейтера развернулось подсобное хозяйство гвардейского стрелкового полка. С близлежащих хуторов, покинутых местными жителями, собрали уцелевший после апрельских боев домашний скот, несколько десятков лошадей, которые были размещены в полуразрушенных постройках Гросс Фридрихсберга. Во фруктовом саду, чудом уцелевшем среди обугленных деревьев парка, созрел хороший урожай яблок, слив и черешни. Прикомандированные солдаты и несколько местных жителей восстанавливали теплицы и огород, заготавливали корм для коров и свиней, пытались починить разрушенный водопровод и дренажную систему. Так что у майора Борисова, боевого офицера, прошедшего войну от Старой Руссы до Пиллау, а теперь вопреки его воле назначенного начальником подсобного хозяйства, дел было невпроворот.
Прошла кровавая круговерть боев — и наступило долгожданное расслабление. Борисов вдруг неожиданно для себя вспомнил, что он — бывший студент четвертого курса исторического факультета Московского университета. Память все чаще возвращала его в предвоенное время: семинары, лекции, студенческий кружок по изучению истории большевизма, туристский поход в июне сорок первого по маршруту Москва — Кубинка — Москва под лозунгом «Сегодня в походе — завтра в бою», вечеринки, драматический кружок… Все это было так давно, что казалось Борисову неправдоподобным. Но здесь, в Германии, он снова почувствовал себя историком-исследователем… Дело в том, что вот уже несколько дней он был захвачен идеей найти ценности, спрятанные фашистами перед штурмом Кёнигсберга.
А началось так: старый немец, безуспешно ремонтирующий насос, который качал воду из артезианской скважины, рассказал ему, что год назад здесь велись большие строительные работы, результатов которых практически не видно. Борисов знал, что на месте хозяйства раньше находилось имение «палача украинского народа Эриха Коха», по указанию которого многие сооружения были взорваны
