вяленую рыбу и запивали все это горячим эрзац-кофе. На столе стояла початая бутылка вишневого ликера.
Бёме, слегка осоловев от выпитого, рассматривал разложенную на столе топографическую карту с нанесенной на нее обстановкой.
— Зигфрид, мы находимся вот здесь, да?
— Так точно, господин оберфюрер!
— Не «господин оберфюрер», а «господин Райман»!
— Так точно, господин Райман!
— Вот так-то! Мы находимся под этим кварталом?
— Да!
— А что теперь? Надо будет идти вот так? — Бёме провел пальцем вдоль улицы Шмидештрассе в сторону Прегеля.
— Господин обер… Простите! Господин Райман, у нас есть три возможности для дальнейшего движения: так, как вы показали, то есть прямо к Прегелю. Но там уже русские строят переправу. Мост-то ведь взорван! Думаю, что идти туда нельзя. Второй вариант — добраться по отводному туннелю до площади Кайзер-Вильгельм-платц, а там выбраться наружу и дальше через Лаак в сторону Прегеля. Но, по данным на сегодняшнее утро, русские уже прорвались в район площади. Наверное, этот вариант тоже не годится. Я предлагаю…
— Зигфрид, вы докладывали мне, что вся операция по нашему выводу через объект «Б-Зет» проработана до мелочей, а теперь рассказываете мне про какие-то три варианта!
— Да, но господин… Раймен…
— Райман!
— Простите! Господин Райман, ситуация меняется каждую минуту. Лодка ждет, как мы договорились, до пятнадцати часов. Там, где она стоит, уже идут бои. Русские форсировали Прегель и разворачивают наступление к северу. Сейчас… — Готцель посмотрел на часы. — Сейчас девять сорок семь. В нашем распоряжении пять часов. Я предлагаю, не мешкая, продвинуться по основному туннелю еще метров пятьдесят. Там есть выход через сточный колодец во двор одного разрушенного дома. Это в районе Альтштадтской ратуши. Позади нее был склад от винного погребка «Ратскеллер». Знаете?
— Знаю.
— Так вот, мы там выберемся на поверхность. Вокруг — сплошные развалины. Там даже не строились опорные пункты. Думаю, русские туда тоже не полезут. Выйдем на поверхность… Будем пробираться через склады и бараки Лаак в сторону городского холодильника. Дальше — через газовый завод и трамвайное депо. Надеюсь, что через промышленную зону идти гораздо надежнее. Метров семьсот, и мы у лесопилки. «Зеехунд» ждет нас в подводном положении. Если мы утверждаем этот план, я попробую связаться по рации с Принцхорном.
— Валяйте!
— Есть!
Готцель снова вышел в соседнее помещение, провозился там несколько минут и затем вернулся в комнату, где сидели Бёме и его адъютант.
— Ничего не получается, идет сильная помеха. Может, антенна… Наверху же рвутся снаряды. Господин оберфюрер, надо идти! Больше нельзя терять время.
— Хорошо, Зигфрид. Сейчас идем. — И, обращаясь к адъютанту, Бёме сказал: — Отто, подождите в соседней комнате!
Когда тот вышел, оберфюрер понизив голос, прошептал:
— Скажите, Зигфрид, список объектов «W», в том числе тех, в которых укрыты ценности, находится только у меня и у вас? Его больше ни у кого нет?
— Господин Райман! Я уже докладывал вам, что этот список был подготовлен в трех экземплярах, один я сразу передал вам, второй — у меня, а третий мы сожгли вместе со всеми материалами еще на Ленсаллее.
— Надеюсь, вы понимаете, Зигфрид, что мы с вами владеем ключом не только к объектам «Вервольфа», но к громадным ценностям рейха. Ведь теперь никто, кроме нас с вами, не сможет точно указать, где находятся объекты «W» в Кёнигсберге и вокруг него. Разве что русские найдут что-то сами или среди немцев найдутся предатели или изменники…
— Господин Райман! Даже если найдутся предатели, то все равно полных сведений об объектах не имеет никто!
— Кроме нас с вами, Зигфрид! Кроме нас с вами!
— Так точно!
— А это ко многому обязывает, Готцель!
— Я сделаю все, что требует от меня долг перед рейхом и фюрером!
— Я знаю, Зигфрид! Ну что ж, в дорогу! Да поможет нам Бог!
Оберфюрер Бёме и его спутники, как и надеялся Готцель, выбравшись из подземелья, смогли преодолеть руины Старого города и даже не столкнуться с советскими солдатами. Они, как могли, старались избежать и контакта со своими, поэтому шарахались в сторону от каждого выстрела или автоматной очереди. Это было чудом, но они смогли перебежками пересечь полностью простреливаемую улицу Кантштрассе и не встретиться с русскими штурмовыми группами, которые очищали квартал за кварталом. Кругом рвались снаряды, поднимались столбы дыма, градом летели осколки, а трое цивильных немцев, перебегая от развалины к развалине, от воронки к воронке, настойчиво двигались в только им одним известном направлении.
Когда беглецы выбрались в район газового завода и смогли наконец перевести дух в какой-то яме рядом с его искореженными, покрытыми черной копотью сооружениями, их довольно приличная одежда, в которую они облачились каких-нибудь полтора часа назад, превратилась в грязное и изодранное облачение нищих. Руководитель службы безопасности Восточной Пруссии и два его ближайших сотрудника выглядели, как испуганные и оглушенные от артобстрела и бомбежки обыватели, ищущие спасения подальше от огня и разрывов.
Когда оставалось совсем немного до лесопилки, расположенной прямо на берегу Прегеля, там, где в реку впадает протекающий по западной части Кёнигсберга ручей Хуфен Фрайграбен[195], они все-таки наткнулись на группу советских солдат, двигающихся в направлении трамвайного депо. Один из русских вскинул автомат и дал длинную очередь в их сторону. Затем прокричал что-то своим товарищам, и они все разом стали поливать свинцом фасад разрушенного дома, за которым укрылись Бёме и его спутники. Громко вскрикнул от боли адъютант. Пули, видно, попали ему выше колена и разворотили бедро. Он зажимал рану руками, но кровь хлестала из нее, орошая землю и расползаясь черным пятном на брюках.
Бёме наклонился к лежащему рядом Готцелю и прошептал ему на ухо:
— Зигфрид, Отто тяжело ранен. Ему не выжить. Помоги ему. Это будет смерть, достойная солдата. Смерть в бою…
— Да, господин оберфюрер, я сейчас.
Бёме осторожно выглянул в пролом в стене — русских видно не было. Наверное, они продолжили бросок в сторону трамвайного депо. С противоположенной стороны Прегеля без устали палили пушки. Из района многоэтажных сараев-шпайхеров, расположенных у Индустриальной гавани, доносился шум ожесточенного боя. Где-то в стороне Нассер Гартена[196] со страшным ревом вспарывали небо ракеты — это давали залп за залпом советские реактивные минометы. В небе, затянутом пеленой дыма, с воем проносились советские самолеты, поливая все смертоносными очередями и бросая бомбы. Все сливалось в невообразимый грохот и говорило лишь об одном — часы Кёнигсберга сочтены, и тот, кто не успеет выбраться из города до того самого момента, когда будет сломлен последний очаг сопротивления, должен быть готов испить до дна чашу унижения и позора, которая достается побежденным.
И все-таки выстрел из пистолета, прозвучавший совсем рядом, заставил Бёме вздрогнуть. Он понял, что Отто, его адъютант и проверенный товарищ, который следовал за ним повсюду еще с тех дней, когда Бёме возглавлял каунасское подразделение СД, этот самый надежный его сотрудник, отошел в небытие. «Но
