На поле халата было вышито шелком имя толстого судьи.
— Кто еще, правоверные, сомневается в том, что халат не мой? — спросил судья. — Никто? Итак, вор Насреддин, отвечай: как ты совершил кражу?
— Вот как было дело, правоверные, — обращаясь к народу, отвечал ходжа. — Несмотря на то, что священная книга наша коран запрещает употребление вина, кое-кто пытается нарушить эту заповедь…
Только тут понял толстый судья, в какую западню он попал.
— Правоверные! — истошно закричал он. — Я вижу теперь — это не мой халат! Я обознался.
Но народ зашумел так грозно, что толстяк испуганно прикусил язык.
Теперь уже Насреддин превратился в судью. Он подробно рассказал, как презренный пьяница лежал посреди улицы.
— Врет он! — снова завизжал судья. — Он ограбил меня, а теперь пытается оболгать меня! Я в рот ни капли не беру — спросите у кого хотите! Вот хотя бы у Абдурахмана!.. Абдурахманчик, подтверди…
Но Длинный Нос, только что радовавшийся предстоящей погибели Насреддина, сразу понял, что игра проиграна, и метнулся прочь. Когда судья назвал его имя, он уже работал локтями и боками в конце улицы, пробиваясь через толпу.
— Хорошо, — вдруг согласился Насреддин. — Судья говорит, что его ограбили и оставили ему только чалму. Так я понял тебя?
— Да, грабители оставили мне только ее, — подтвердил толстяк.
— Ну, так твоя чалма будет свидетелем против тебя, — заявил ходжа.
И он снял с обалдевшего судьи чалму, размотал ее и показал надпись, сделанную на ней в эту ночь.
— Свидетели, которые тут перечислены, — объявил Насреддин, — выходите!
— Это не мой халат! Это не моя чалма! — вопил судья, но его уже никто не слушал.
Мусульманин, нарушивший заповедь корана, не мог уже считать себя правоверным — он не мог требовать уважения к себе, его можно безнаказанно ударить, раздеть. Ведь раз ты не подчиняешься корану, то и коран тебя не защищает.
…Ранним утром из ворот города выезжали два маленьких каравана.
С одним из них покидал город толстый судья. После происшествия с халатом он уже не мог больше оставаться здесь.
Другой караван, кроме верблюдов, включал в себя и одного ишака. На ишаке ехал Насреддин. До самой пустыни ходжу провожали друзья. Лица их были печальны.
— Здесь богачи присмирели на некоторое время, — сказал Насреддин провожающим, — а в других местах они ведут себя по-старому, как обычно. Если вы будете и дальше действовать все вместе, то врагам с вами не справиться. А в других местах труженики еще плохо помогают друг другу. Поэтому я и должен ехать туда… Вот когда все бедняки поймут, что они одна дружная семья, тогда уж никто не посмеет толстеть за наш счет!
…Караван уходил все дальше.
Караван уходил все дальше и дальше. Вот он уже скрылся среди песков. А друзья ходжи все еще стояли на дороге. Кто знает, когда еще придется свидеться со стариком Насреддином? Но никто не решался просить его остаться. Ведь ходжа один, а горя кругом много. Недаром же дрожат муллы, когда им грозят Насреддином. И замолкают баи, когда бедняк говорит: «Я скажу Насреддину». И грабитель-купец дает дехканину отсрочку по уплате долга, когда слышит, что где-то вблизи появился ходжа Насреддин верхом на неизменном своем ишаке. Ведь недаром же народ говорит:-
— Где Насреддин, там живется легче…
— Ему надо поспеть везде! — «Доброго пути, Насреддин!
Два чудака
Юмористическая повесть
по мотивам молдавских народных
сказок и анекдотов
О НАРОДНЫХ ЧУДАКАХ-ВЕСЕЛЬЧАКАХ, О ТЫНДАЛЭ,
ПЭКАЛЭ И ОБ ИХ БЕССМЕРТНОЙ ЖИЗНИ
— Сколько тебе лет, Тындалэ?
— Мы с Пэкалэ одногодки.
— А тебе сколько лет, Пэкалэ?
— Мы с Тындалэ родились в одном году, но вот в каком именно — не помню: ведь я ж тогда маленький был.
В истории каждого народа бывали такие мрачные годы, о которых и вспоминать страшно.
Но именно в эти годы тяжких испытаний и проявлялись особенно ярко жизнеспособность народа, его стойкость, храбрость и многие другие великолепные черты.
Очень часто случалось, что народу запрещали смеяться, петь, танцевать. Всячески преследовались веселье, радость.
Но никому и никогда — даже самым свирепым и жестоким завоевателям — не удавалось убить смех, лишить народ права на улыбку.
Юмор народный — он как воздух, он всюду: в поговорках и пословицах, в загадках и прибаутках, в песнях и танцах, в частушках и припевках, в сказках и бывальщинах.
Молдаване — народ очень тяжелой судьбы.
В течение многих веков на их землях хозяйничали иноземцы, уничтожавшие все, что хоть в какой-то мере носило национальные, молдавские черты, что выражало Молдавский национальный характер,
Только став равной среди равных республик Советского Союза, Молдавия — Молдавская Советская Социалистическая Республика — обрела истинную свободу и национальную независимость.
По всей необъятной стране Советской зазвучали огненные молдавские песни. А разве найдется такой любитель танцев, который бы не любил жока или молдавеняску?
Народное творчество молдаван очень разнообразно.
Тут и песни о гайдуках — защитниках бедных, и о тяжкой доле батрака, за гроши работающего на помещика, и о героических подвигах храбрецов из народа.
А сказки? О драконах и царях, которых побеждает крестьянский сын, о борьбе за лучшую долю, о мудрости простых людей, людей труда.
Как и у других народов, у молдаван много своих веселых сказок, прибауток, притч. Особенно интересны в молдавском юморе образы двух чудаков — Пэкалэ и Тындалэ.
Дело в том, что, например, такие юмористические герои, как украинский Покатигорошек, белорусский, Нестерко и русский Иванушка, действуют обычно в одиночку, а Пэкалэ и Тындалэ — вдвоем. Они всегда неразлучны. Пэкалэ — предприимчивый, смекалистый, юркий, находчивый. Тындалэ — вялый, медлительный этакий плут с хитринкой. Они отлично дополняют друг друга. Вместе друзья непобедимы, никто не может их; перехитрить или обвести вокруг пальца. Они помогают бедным, издеваются над богатыми, потешаются над жадными и делятся с голодными последней кукурузной; лепешкой.
