козырек сзади, другой — спереди) трем дамам в широкополых белых панамах, — получает богатейший приз и поцелуй дочки самого Крушевана. На эти скачки собираются лучшие наездники губернии. Мы увидим захватывающее зрелище.
— Ох! Ах! — жеманно восклицали дамы. — Как это, должно быть, интересно!
Рядом с братьями остановился тот самый вороной жеребец, возле которого вился генеральский приказчик. Жеребца вел под уздцы молодой парень, бедно, но аккуратно одетый.
— Тоже поскачешь? — спросил Митикэ.
— Хочу попробовать, — тихо ответил паренек.
— Твой конек? — завистливо оглядел красавца жеребца Фэникэ.
— Мой, — гордо улыбнулся парень. — Ну, стой, стой, Негру, — ласково потрепал он по гриве нетерпеливого, бьющего копытами коня. — Другого такого не сыщешь!
— Ну, так уж и не сыщешь! — подзадорил паренька Митикэ. — Разве твой конь резвее других?
— Кто ищет коня без изъяна, тот будет ходить пешком — ответил паренек.
Жеребец нежно заржал, будто понимал, о чем говорит его хозяин.
— Большой приз за победу уже назначили, — сказал Фэникэ.
— Если я выиграю, — произнес парень, поглаживая коня, — то мы помещику отдадим все долги. Только и надежда на Негру. Себе отказывали — его кормили. Год целый скачек этих ждали…
К затененной площадке, на которой собралась публика, прошествовал оркестр: четыре цыгана и у каждого в зубах зажата дымящаяся трубка. Впереди шли два скрипача, сзади — барабан и чимпой[10].
Откуда-то вывернулся приказчик генерала Коростяну, подскочил к Негру, обрадованно затараторил, поглядывая то на коня, то на парня:
— Вот ты где, Костика! А я-то обыскался! Его высокопревосходительство купит у тебя коня. И хорошую цену даст — доволен будешь. Хоть сейчас по рукам можем ударить.
— Не продается, — сказал Костикэ, обнимая Негру за шею.
— То есть как это? — удивился приказчик.
— А вот так! — развел руками Митикэ. — Хозяин не желает — и все тут!
— Вам-то больше всех надо! — Приказчик подозрительно оглядел братьев. — Как Чорбэ где-нибудь появляются — жди подвоха. Сами, что ли, решили конюшню заводить?
— Ищу рыжего коня с вьющейся шерстью! — подмигнул Митикэ.
— Ладно те языком молоть! — рассердился приказчик. — Слышь, Костикэ, говори делом. Отдашь коня?
— Боитесь вы, что ли, Негру? — поддел Фэникэ. — Или в имении генерала скакунов нехватка? Конюшни-дворцы пустуют?
Приказчик покосился на братьев:
— Снова шутку какую задумали или просто так дурите? Дело серьезное — конь генералу приглянулся.
— Не продам, — решительно повторил Костикэ и еще крепче прижался к Негру.
— Может, выиграть награду хочешь? — спросил приказчик. — Конь хорош, да ведь с ним еще годик, не менее, возиться нужно… Он же настоящему бегу не обучен, видел я, как ты скакал вчера по степи…
— И где они, беднота эта, таких коней берут? — всплеснул руками Митикэ. — Возьмет да и всем нос утрет… Помещиковой дочке придется простого парня целовать!
— Вот так генерал себе подбирает конюшню: кто-то коня вырастит, а его превосходительство к рукам приберет, — сказал Фэникэ.
— Черт вас за язык тянет! — погрозил кулаком приказчик. — Только дело мне испортили!
Скрылся генеральский прихвостень так же неожиданно, как и появился.
— Из-за меня он теперь и на вас рассердился, — сказал Костикэ.
— Нам не привыкать, — махнул рукой Митикэ. Он внимательно оглядел Негру.
— Если генерал забеспокоился — значит, вправду хорош твой конь…
— Эх, выиграть бы тебе скачки, — вздохнул Фэникэ, — приз в мешок и фью-ю в село… А там — жок в твою честь! Ух, как бы я угостился! У вас пироги хорошие пекут? С капустой и картошкой или еще чего в них кладут?
— Давай, парень, выиграем скачки? — вдруг предложил Митикэ. — Мы с братом тебе поможем.
— Негру обязательно будет первым, — уверенно произнес Костикэ.
— А как тебе нравится этот скакун? — Митикэ кивнул на появившегося невдалеке гнедого жеребца, которого вели под уздцы два крушевановых слуги. — Это его вчера украли. Мургулом кличут!
Костикэ, как завороженный, смотрел на коня. Мургул действительно казался каким-то сказочным: так блестела его шерсть, так сверкала сбруя.
За ним провели еще одного скакуна — рыжего, с длинным желтым хвостом, с нервными тонкими ногами Он по-лебединому изгибал длинную шею, косясь большим розовым глазом. За скакуном, восхищенная его статью, бежала толпа цыган. Они кричали так пронзительно, словно их били.
— Ройбу, конь Крушевана! Хорош! — вздохнул Фэникэ.
На Костикэ, все еще обнимающего шею Негру, жалко было смотреть, — все его мечты о выигрыше скачки разлетелись в пух и прах.
— Тем лучше, — сказал Митикэ. — Они и представить себе не могут, что ты будешь первым. А я уже придумал, как ты выиграешь… Скакать нужно до кургана, объехать вокруг него и назад. Так?
— Так, — удрученно вздохнул Костикэ.
— Так вот, слушай, друг. — И Митикэ наклонился к его уху.
…Длинноголовый полицейский бродил среди толпы, высматривая кого-нибудь из сбежавших. Да разве усмотришь кого нужно, если все одеты почти в одинаковые островерхие смушковые шапки, у всех одного покроя жакеты, белые рубахи!
И вдруг прямо перед собой, за двумя телегами, он увидел тех самых парней — косолапого, толстого, и юркого, смешливого, — которые тогда выскользнули у него из рук.
Через две телеги не перескочишь — пришлось идти в обход, крадучись, чтобы не спугнуть.
А парни, словно ничего не замечая, выбирались из толчеи базара к цыганским шатрам.
«В степь идут, не иначе, — сообразил длинноголовый, — а как за ними следить? В степи, как на ладошке, все видно…»
Подумав немного, полицейский решил обогнуть табор с другой стороны — чтобы задержать парней в тот момент, когда они окажутся в степи одни.
Длинноголовый бодро обежал цыганское поселение и вышел в степь. Отойдя шагов на двадцать, он залег в маленькой ложбине, словно возданной для укрытия.
Вот парни показались из-за шатров. Озираются… Значит, боятся погони! Потом успокоились, пошли… Ближе… ближе…
— Стой! Не уйдешь! — длинноголовый выскочил во весь рост из ямы.
Парни будто онемели от испуга. Длинноголовый подошел к ним, схватил их за плечи, повернул лицом к базару;
— А ну, пошли! Да не сопротивля…
Договорить ему не удалось: парни опрокинули полицейского на землю; Фэникэ сел ему на ноги, Митикэ ухватился за руки.
— Здесь его закопаем, — сказал Митикэ, — или в степь унесем?
— Чего возиться? Здесь! — высоким тенорком проговорил Фэникэ.
— За что? — завизжал длинноголовый. — Я же ничего… Я же согласно приказу… А мне что — идите куда хотите.
— Может, отпустим? — сказал Фэникэ. — Чтобы греха на душу не брать, а?
— Отпустите, зачем я вам! — попросил полицейский.
— Еда у тебя есть какая-нибудь? — спросил Фэникэ.
— Нашел время! — прикрикнул Митикэ, прислушиваясь.
Цыгане-музыканты на площадке под навесом старались вовсю. Вдруг музыка затихла.
— Кажется, сейчас начнется, — сказал Фэникэ.
